Когда кусок пирога оказался у Арианны в руке и она ощутила запах еды, желудок ее как будто затрепетал. Она сглотнула несколько раз, надеясь подавить тошноту, но та только усилилась.
Талиазин, который внимательно за ней наблюдал, отобрал пирог и вложил ей в руку что-то еще. — Может быть, вам больше понравятся копченые угри?
— Наверное, я не голодна, мне просто показалось, — сказала Арианна, решительно отодвигая пищу подальше.
— Тогда вам не помешает хорошенько отоспаться, — предложил Талиазин, потрепав ее по плечу. — Если вы вдруг свалитесь в обморок от усталости или заболеете от недоедания, это ничем не поможет милорду, а только заставит его тревожиться, когда он узнает.
Арианна подумала о жалкой комнатушке на втором этаже таверны, где на полу лежали вплотную друг к другу соломенные тюфяки, покрытые вшивыми одеялами. Она содрогнула от омерзения.
— Нет уж, лучше я посижу здесь, в зале. — Она откинулась на стену и закрыла глаза, но стоило векам опуститься, как перед ней возникло лицо Рейна. Это было лицо из глубин ее памяти, улыбающееся одной из его редких прекрасных улыбок. Если бы только можно было не думать о том, где сейчас находится Рейн! Если бы можно было забыть о том, что он заперт в одной из камер печально известного рндонского Тауэра!
— Интересно, — сказала Арианна вслух, — знает ли он что я осталась жива?
***
На следующий день чуть свет они влились в бесконечную процессию из ветхих подвод и вьючных животных, пересекающих Темзу по деревянному мосту буквально распадающемуся на части от старости. Из унылых серых туч, таких низких, что за ними скрывались верхушки городских башен, сеялся мелкий дождь.
— Взгляните туда, миледи, — вдруг сказал Талиазин, указывая на непривычного вида судно, покачивающееся на волнах рядом с изрядно прогнившей пристанью. — Этот корабль проделал путь от самой Испании. Как вы думаете, что за груз он доставил? Судя по запаху, это фиги.
Ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать перезвон многочисленных церковных колоколов и шум колес водяных мельниц, но он продолжал показывать Арианне баржи, суда и баркасы, покрывающие пространство речной глади. Она хорошо понимала, зачем он делает это: оруженосец старался отвлечь ее внимание, чтобы не дать заметить головы изменников на пиках, свежие и совсем сгнившие, которые устрашающе смотрели на приезжающих с городских ворот.
Сделав нечеловеческое усилие, Арианна сумела отвести взгляд от жуткой картины. Они заплатили пошлину и были пропущены внутрь городских стен.
Если посмотреть со стороны Саутуорка, на противоположном берегу были хорошо видны беленые (и потому не страшные, а лишь внушительные на вид) стены и квадратные башни Тауэра, называемого Белым. Они господствовали над окружающими строениями, нависая над черепичными крышами, серыми стенами и церковными шпилями города, они отражались в водах Темзы, словно, кроме них ничего вокруг не было.
Однако стоило пересечь реку, как путник попадал в лабиринт узких извилистых улочек, по которым свободно бродили вислоухие свиньи, крысы размером с упитанного кота и толпы людей, каждый из которых пытался что-то продать. Отсюда башни Тауэра вообще не были видны, к большому облегчению Арианны.
Она последовала за Талиазином (который как будто хорошо знал дорогу) по улице, отведенной под рынок домашней птицы. Не только сточные канавы с обеих сторон, но и сама земля под ногами были забросаны цыплячьими головами, перьями и потрохами. Вонь стояла такая, что Арианна не выдержала и зажала нос, — и к лучшему, потому что копыта лошадки Талиазина подбрасывали высоко вверх жидкую грязь, перемешанную с нечистотами, которая вскоре покрыла тыльную сторону руки Арианны.
Улочка повернула — и внезапно, вдруг, впереди возник необъятный бок квадратной башни. Она была так высока, что зубцы, украшающие ее гребень, казалось, касались неба. Беленое пространство каменной кладки, которое невозможно было охватить взглядом, прорезали лишь узкие щели, заменявшие окна. С близкого расстояния становилось ясно, чем заслужил Белый Тауэр репутацию самого грозного и неприступного каземата Англии.
Их без проблем пропустили внутрь, но потом Арианну и Талиазина начали, как мячик, перебрасывать от одного чиновника к другому, пока наконец они не предстали перед королевским смотрителем тюрьмы.
Тот бесцеремонно оглядел каждого из них с ног до головы, его толстая нижняя губа насмешливо оттопырилась.
— Милорд, миледи, — сказал он, отвесив им по очереди неприкрыто шутовской поклон (при этом на поясе у него зазвенела связка ключей на кольце толщиной в запястье), — вижу, вы заблудились. Такое дело, что вы теперь, значит, в Белом Тауэре. А вы, небось, думали, что здесь собор святого, черт его дери, Павла!
— Мне бы хотелось повидать лорда Руддлана, — сказала Арианна с достоинством, хотя для этого ей пришлось как следует собраться с духом.
— Ничего не выйдет, — отрезал смотритель, выпячивая губы.
— К-как это?
— А так это, что король приказал никого к нему не пущать.
Стараясь скрыть дрожь в руках, Арианна достала из-под полы кожаный кошель, расшитый золотом.
— У меня есть деньги...
Некоторое время смотритель не сводил глаз кошеля, облизывая толстые губы. Жадность явно боролась в нем с осторожностью, но, в конце концов, он все же отмахнулся с нескрываемым сожалением.
— Эх, миледи, обычно-то нет таких дураков, чтоб, значит, отказаться от небольшого подношения... и уж тем более от щедрого, да только неохота распроститься с жизнью, нарушив, значит, королевский приказ. — Он наклонился ближе к Арианне, обдав ее густым запахом недавно съеденного чеснока. — Он ведь что сделал-то, этот ваш Руддлан? Он ведь покусился на саму его королевскую милость, так-то вот! Его за это вздернут, да. И не просто вздернут, а еще выпустят ему кишки, отсекут, значит, его морковку вместе с яйцами, а потом...