– Устал, потому что так усердно работал или потому, что поработал настолько хорошо?
Румянец стал гуще.
– И то и другое. – Ее рука скользила по его груди, точно напоминая Йену, сколько удовольствия доставила эта работа.
– Держи свой кофе, голубушка, пока я его не пролил. Когда твои руки на мне, я за себя не отвечаю.
Ее восхищенная улыбка в ответ на его слова пронзила Йена в самое сердце.
– Сара, мне нужно вернуться в особняк. Я бы хотел уйти прежде, чем рассветет.
– Почему?
Он улыбнулся ее наивности.
– Чтобы ни одна пара любопытных глаз не составила неверное представление о том, что я провел с тобой ночь.
Особенно любопытная пара глаз одного сующего всюду свой нос Фейри, которому он очень не хотел бы ничего объяснять.
– Неверное представление? – Она засмеялась. – Ты боишься, что они могут ошибочно подумать, что мы делали что-то похожее на… ну… на то, что мы делали?
– Именно.
Йен притянул ее ближе и поцеловал. И целовал до тех пор, пока не почувствовал, как ее тело расслабилось и растаяло в его руках. Глаза Сары были все еще закрыты.
Ему нравилось, как она отвечала ему. Взглянув в ее лицо и увидев там отсутствующее, мечтательное выражение, Йен ощутил себя всесильным от того, что он один смог этого добиться. И благодарным. Благодарным за то, что Сара позволила ему это.
– Если бы рассвет не был так близко, я бы прямо сейчас показал, что чувствую рядом с тобой.
Сара улыбнулась:
– Мне все равно, если люди узнают
– А мне нет. Не хочу рисковать твоей репутацией.
– О, Йен. – Она снова провела руками по его груди. – Ты ведь знаешь, что ты идеален? Мой безупречный герой.
– Я далек от идеала, голубушка, но мы обсудим это вечером. А сейчас мне нужно идти. – Он поцеловал Сару в макушку и еще раз вдохнул ее аромат. Этого ему будет достаточно, чтобы продержаться до вечера, когда они снова увидятся.
Рука Йена уже была на ручке двери, когда Сара остановила его, коснувшись спины.
– Йен, подожди. Ты не можешь уйти в таком виде. – Сара взялась за подол сорочки, чтобы стянуть через голову.
Он перехватил ее, не позволяя продолжить.
– Перестань. Лучше я уйду, на весь день запечатлев в своей памяти твой образ в этой рубашке. – Когда Сара выгнула бровь, он продолжил: – На тебе есть хоть что-нибудь под это рубашкой?
Сара покачала головой.
–- Кое-что.
– Я так не думаю. Сними ее, голубушка, и я не уйду отсюда, пока светло.
Йен развернулся и вышел, закрыв за собой дверь. Только снаружи, стоя на холодных камнях дорожки, он осознал, что не надел туфли. Женщина слишком сильно его взволновала. Йен улыбнулся и рванул к особняку. Он ни за что за ними не вернется. Он не достаточно силен, чтобы уйти от нее дважды за это утро.
Когда Йен незаметно прокрался по лестнице в свою комнату, в доме было тихо. Он уже хотел включить свет, но передумал, вместо этого решив прилечь на кровать, используя темноту как союзника.
Воспоминания о Саре, ее запахе были настолько свежими, что, лежа в тишине с закрытыми глазами, Йен так ясно представлял ее здесь, рядом с собой, разве что не мог дотянуться.
Сейчас Йен мог позволить себе такое удовольствие. Когда он снова проснется, придется разбираться с тем, что натворил. Встать перед выбором, который не хотелось делать сейчас. Позже, выспавшись, ему придется решить, что делать дальше. Как удержать Сару, не лишившись того, кем он является, хотя, раз уж на то пошло, ему все равно, кем он является, пока у него есть Сара. Пока же Йен мог просто наслаждаться воспоминаниями о ночи с Сарой, пониманием того, как сильно она ему нужна, и предвкушением новой встречи.
Глава 19
Первое, что услышал Йен, был дождь. Барабаня тихо и непрерывно, он смывал все краски, оставляя лишь холодный серый фон.
Анола съежилась в углу; темные вьющиеся волосы спускались до талии и полностью закрывали плечи. Хранитель четко видел ее профиль – она всегда была очень красивой.
Все еще не замечая его, женщина повернулась и концом передника промокнула глаза. Темные экзотические цыганские глаза, такие же, как его собственные.
От плача Анолы сердце Йена защемило. До смерти Ларкина он никогда не видел ее слез. А теперь она плакала постоянно.
– Мама?
Голос ребенка. Сейчас его голос звучал так же, как в детстве.
Женщина медленно подняла голову, стараясь, как всегда, скрыть слезы.
– Йен? Это ты, сынок? Как ты вырос. Стал прекрасным сильным мужчиной, которым можно гордиться.
Анола протянула руку, и Йен бросился вперед, но внезапно остановился, словно натолкнулся на невидимую стену.
– Мама? Ты правда здесь?
Это не могла быть Анола, ведь она умерла больше шестисот лет назад.
Ну разумеется. Один из его снов.
Она опустила руку на колени и пожала плечами – жест, который он хорошо помнил.
– Ох, я забыла. Ты не можешь подойти ко мне. Все в порядке, мой маленький храбрый сынок. – Я говорила с твоим отцом. Я просила и умоляла его, этого своевольного упрямого Фейри. – Она улыбнулась, но слезы все же продолжали течь.
– Не плачь, ма. Что не так? Чем я могу помочь?
Дребезжание брони было единственным предупреждением прежде, чем вспышка света ярче солнца заполнила комнату. Когда свет немного померк, Йен поднял глаза и увидел нависшего над ним Ларкина с искаженным от гнева лицом.
На мгновение Йен хотел сжаться, но он давно уже взрослый мужчина. И ему больше не страшен гнев отца.
– Я предупреждал тебя. И ты мне поклялся. – Ларкин закрыл лицо руками. – Поклялся. И теперь посмотри, что ты наделал.
– Я делал только то, что обещал тебе, отец. Я охранял Фонтан. Я защищал смертных.
Ларкин вскинул голову и выкрикнул:
– Только то, что обещал? Говоришь, защищал смертных? Ты уложил женщину в постель! Я предупреждал тебя быть осмотрительнее или придется выбирать. Теперь это время настало. Твои действия сдвинули чашу весов судьбы.