Он посмотрел на стены и проигнорировал мурашки, побежавшие по рукам.
– И… ну, не хотелось бы, чтобы дом и земля пропали даром.
Хотя, если честно, если бы чары не держали его взаперти, он мог бы спалить здесь все дотла и сбежать назад в Нью-Йорк. Но увидев, как Хюльда может управляться с этим местом и как спокойна она во время работы, Мерритт почувствовал надежду на будущее. Может, это было благословением. Может, это могло превратиться во что-то чудесное.
Подумать только: Мерритт станет домовладельцем. Землевладельцем. Он разбогатеет и заживет хорошей жизнью. Напишет новую книгу, а потом еще одну.
Пол содрогнулся. Мужчина ухватился за подлокотник.
– Отличный выбор. – Хюльда подняла амулеты и встала, надевая свой на шею и протягивая другие два Мерритту. – Оставьте себе. Но будьте с ними поосторожнее. Они дорогие.
Мерритт кивнул.
Миссис Ларкин уверенно пошла к двери, хотя ей и пришлось снова воспользоваться ломом, чтобы ее открыть, а потом в ход вновь пошел зонтик, чтобы они могли пройти под дождем из… краски. Амулет на лестнице удержал перила на месте. Мерритт старательно глядел Хюльде в затылок, чтобы не видеть, как портрет в приемной смотрит на него.
К его удивлению, дом позволил Хюльде открыть дверь, и стало видно вечернее солнце… прекрасное солнце. Оно заполнило приемную и прогнало тени, и Мерритт впервые с момента приезда вздохнул легко.
Хюльда сперва ткнула за порог своим зонтиком, затем, сжав рукой амулет, вышла сама.
И ничего не произошло.
Он сделал глубокий выдох.
– Слава богу.
Но в тот самый момент, когда он попытался последовать за ней, дверь хрустнула и сжалась до размеров его туловища, не давая выйти.
Мерритт чуть не разрыдался:
– Да будь ты проклят! – Он прижал один из амулетов к двери. Миссис Ларкин никак не отреагировала.
– Не мучайте дом, мистер Фернсби, – предупредила Хюльда, проведя рукой по сжавшемуся косяку. – В этих стенах очень много магии, и по каким-то причинам она не хочет, чтобы вы выходили.
Хюльда похлопала по сузившейся двери.
– Проползать через нее я бы вам тоже не советовала.
В голове Меррита нарисовалась жуткая картина собственного тела, разрезанного пополам, и мужчина содрогнулся.
– Дело в том, – сказал он, – что я приехал лишь оценить это место. Я не взял с собой вещи, только небольшой чемодан.
Хюльда постучала пальцем по подбородку.
– У меня в досье есть ваш текущий нью-йоркский адрес. Я прослежу, чтобы ваши вещи доставили. На то, чтобы это организовать и собрать свои собственные вещи, мне понадобится два дня.
Два дня.
– Я столько не проживу.
– Будьте добры к дому, – сказала она. – И не снимайте амулет.
Хюльда задумалась.
– Может, управлюсь за день. У вас достаточно еды?
Плечи Мерритта поникли, когда он вспомнил, что привез с собой.
– У меня есть немного сыра и имбирное печенье. – Ну, по крайней мере, от голода он не умрет. Мужчина погрузился в раздумья.
– Подождите, вы не могли бы кое-что отправить по почте? – Мерритт начал письмо своему другу Флетчеру, проживающему в Бостоне, в своем блокноте, но тот сейчас был под ковром…
– Разумеется.
Когда он не сдвинулся с места, Хюльда вытащила свой блокнот из сумки и перелистнула его на пустую страницу, прежде чем вручить Мерритту. Он испытывал огромное искушение прочитать, что миссис Ларкин там написала, но… сперва дело.
Облокотившись о дверной проем, он написал поспешное письмо, сообщая другу о своих затруднениях, хоть и выставил все в довольно легкомысленном свете. Дурная привычка. Мерритт подписал письмо, сложил его и вручил вместе с блокнотом обратно Хюльде.
– Пожалуйста, поторопитесь, – взмолился он.
– Я никогда не тяну время, – сказала она, задирая нос. Но взгляд ее смягчился. – И, конечно же, я постараюсь вернуться завтра к вечеру.
Хюльда собралась уходить, но остановилась и снова повернулась к нему. Порылась в сумке и вытащила оловянную коробку для ланча. Она передала ее через сжавшуюся дверь, не говоря ни слова, а потом пошла в сторону берега.
Внутри лежали яблоко и сэндвич с ветчиной.
Мерритт сел на пол и начал есть, а входная дверь захлопнулась.
Глава 5
Мать Сайласа умирала.
Она уже два дня не открывала глаз. Дыхание ее было хриплым и поверхностным, лицо осунулось и побледнело.
Это не стало неожиданностью. Она постепенно угасала уже многие годы. Ее свет стал таким тусклым, что Сайлас иногда сомневался, что заметит, когда он совсем погаснет.