Но в глубине души юноша знал, что заметит.
Сжимая и разжимая кулаки, он взглянул на дверь материнской спальни. Кристиан только что вышел. Сайлас отпустил слуг и запер за ними дверь. Его мать не доживет до конца недели. Может, даже до конца дня.
Вероятно, было даже милосердием испытать это на ней.
В январе Сайлас обнаружил зачарованный коттедж в Котсволдсе: простой домик, снабженный чарами стихий, позволяющими контролировать воду. В нем жил старик, который не возражал или не замечал, что Сайлас крутится в окрестностях. Вновь переживая ту ночь с отцом, Сайлас перебирал все чары в своей крови – и выделил именно ту комбинацию, которая позволяла брать. Некромантия, чтобы контролировать жизненную силу… Дом, конечно, живым не был, но магия-то была. Хаократия, чтобы разбить и перестроить магию. Кинез, чтобы перенести ее из сосуда в сосуд – из дома в него. С отцом этот процесс был яростным и быстрым. С домом был просчитанным и осторожным.
И это сработало.
Дом не был живым существом, а значит, не мог и умереть. Тот коттедж в Котсволдсе все еще стоял и простоит довольно долго. Так что пусть смерть отца и отобрала его чары у Сайласа, силы водной стихии его лишить никто не мог. А что касается жильца… Современная сантехника или горничная вполне компенсируют то, что он потерял.
А теперь одна из сильнейших некроманток Англии умирала в своей постели перед ним. И магия, специально выведенная и культивированная, умрет вместе с ней.
Если только новая теория Сайласа не подтвердится.
По отцовской линии Сайласу досталось одно заклятье изменения – способность сгущать и сжимать. Коттедж дал ему способность контролировать воду. Он опробовал ее снова и снова, наедине с собой, и был уверен, что сможет ее сейчас применить.
Магия была привязана к телу. Значит, если он сможет сохранить тело, магия будет жить. В какой-то степени его мать продолжит жить. В нем.
Сайлас снова взглянул на дверь. Прислушался. Никаких шагов в коридоре не раздавалось. Он посмотрел на старые часы на каминной полке. Секундная стрелка была слишком громкой.
Сняв перчатки, Сайлас в последний раз посмотрел на свою мать, прежде чем возложить на нее руки, одну на лоб, а другую – на грудь. Сперва некромантия. Он тщательно сплетал заклинание, отыскивая ее магию, собирая ее, удерживая. Потребовалось гораздо больше времени, чем с отцом. Возможно, потому что у нее магии было гораздо больше, но в ходе своего эксперимента с коттеджем Сайлас также осознал, что той ночью возле конюшни украл лишь малую часть отцовской магии. Чтобы собрать все материнские способности, ему понадобится время.
Он снова взглянул на дверь, когда на него накатила тошнота – ответ на некромантию. Мог ли кто-то войти, несмотря на его приказ? Проверить замок? А если придет Кристиан, как он это объяснит?
Сосредоточиться. Секундная стрелка все тикала, тикала и тикала. Сайлас переключился на хаократию и отделил материнскую магию – бо́льшую ее часть он унаследовал, так что было проще. Здесь ему действительно нужно было сосредоточиться, потому что хаократия вызывала замешательство, а если он дрогнет, может навсегда потерять ее силу. Прошло слишком много времени, прежде чем Сайлас почувствовал, что готов переключаться на кинез, чтобы перенести магию. Суставы его деревенели тем больше, чем дольше он удерживал чары. От напряжения пот выступил у юноши на лбу, но…
Да. Его тело задрожало, когда новая магия загорелась в нем, усиливая уже существующие чары, давая ему те, которых он не унаследовал. Тошнота нарастала. На чем он остановился? Сосредоточиться. Он должен закончить. Должен…
Мама. Но она все равно умирала. Сайлас напомнил себе, что она уже и так была не жилец.
Вода. Сжать. Сгустить. Рот юноши пересох, пока он работал, и натужный стон вырвался из горла матери. Сайлас почувствовал, как его плечи изменяются по мере того, как тело матери понемногу сжималось и стягивалось, становясь серо-зеленым. Его кости увеличивались и давили изнутри, в то время как ее истончались и усыхали, покуда чары больше ничего не могли из нее вытянуть.
Моргая пересохшими глазами, Сайлас собрался с мыслями. Вспомнил, где он сейчас. Что делает. Часы на каминной полке показывали… но, конечно же, не могло пройти два часа…
Его мать было не узнать. Она не была похожа не то что на себя – на человека. Ее тело стало темным и омерзительным, длиной с руку Сайласа, и сморщенным, как пальцы после многочасового купания. Ее конечности втянулись в туловище, оставив снаружи что-то вроде плавников. Лицо провалилось внутрь и на нем нельзя было различить ни единой черты.