– Могу я предложить тебе кофе? У меня тут одна из этих новомодных игрушек, – он жестом указал на кофеварку Nespresso, примостившуюся на краю стола.
Зои восхищенно присвистнула.
– Ее здесь не было, когда этот кабинет был моим. Да, пожалуйста!
Пока Бен готовил кофе для них обоих, Зои незаметно вытерла ладони о брюки-скрабы. Она была сплошным клубком нервов.
– Я тут кое о чем подумал. – Бен передал ей кружку, наполненную темной жидкостью. – Как-то мы с тобой плохо начали. Я здесь почти три недели, и, похоже, наши отношения становятся все хуже и хуже. Такое чувство, что ты меня не уважаешь.
Зои поставила свою кружку на расчищенный угол стола и расправила плечи.
– Уважение нужно заслужить.
– Может, и так, – Бен прислонился к оконной раме, – но к профессионализму это не относится. С момента нашей первой встречи ты проявляешь враждебность, грубость и не оказываешь никакой помощи. Более того, ты подрываешь мой авторитет в глазах других медсестер, и это должно прекратиться.
Зои ахнула.
– Никогда в жизни меня не обвиняли в непрофессионализме.
Бен поставил свою чашку на подоконник и скрестил руки на груди.
– Меня убеждали в том, что ты – профи, но я этого не увидел. Я вижу лишь медсестру, взбешенную тем, что ей не удалось настоять на своем, и теперь она вымещает это на мне, на всей сестринской бригаде и в том числе на пациентах. Ты ведешь себя как избалованный ребенок.
В ответ на оскорбления Зои издала глухой смешок.
– И ты называешь это профессиональным поведением? Я уверена, у кадровиков случился бы праздник, если бы они слышали, как ты только что говорил со мной.
– Ты невыносима! – огрызнулся Бен.
– Может, я и невыносима, но зато права. – Зои подалась вперед, закусив удила. – Не забывай, я раньше выполняла твою работу.
– И ты оставила это место в таком состоянии, что хоспису понадобился траблшутер, чтобы исправить твои ошибки! – выстрелил Бен.
Они злобно уставились друг на друга, но в конце концов первым не выдержал Бен.
– Прости, мне не следовало так говорить. – Он вздохнул. – Это было непрофессионально.
– Думаю, это более чем непрофессионально, – спокойно заметила Зои, – но я принимаю извинения.
– Но ты понимаешь, к чему я клоню? – Бен теперь говорил уже усталым тоном. – Мы не можем продолжать в том же духе. Мне жаль, что ты недовольна моим решением насчет записок, но оно остается в силе.
– Разве я говорила обратное?
– Нет, но ты взяла письмо миссис Тимпсон, не так ли? – справедливо заметил Бен.
Зои кивнула. Она гордилась обслуживанием, которое предлагала пациентам, и не собиралась лгать.
– Где оно? – Бен устремил на нее холодный и неумолимый взгляд.
Сунув руку в карман брюк, она достала письмо, которое ей передали накануне.
– Отдай его мне, – приказал он.
– Нет.
Бен сощурился.
– Отдай мне письмо.
Зои отрицательно покачала головой.
– Миссис Тимпсон попросила меня лично доставить письмо, и я выполню ее просьбу, нравится тебе это или нет.
– Зои Эванс, ты ступаешь по чрезвычайно тонкому льду. Я уже говорил – больше никаких записок.
– И, чисто технически, я этого не делала. Миссис Тимпсон просто попросила меня доставить письмо, написанное ею собственноручно! – произнесла Зои с торжествующим видом.
Бен провел языком по зубам и покачал головой.
– Я заметил, как ты уклонилась от ответа, когда Карен прямо спросила тебя, получила ли ты письмо от миссис Тимпсон.
– И тот факт, что она спросила меня об этом, наводит на мысль, что Карен не знает о твоем запрете на записки, – возразила Зои.
– Нет, она не знает, но Карен согласилась бы со мной, – глубокомысленно произнес Бен. – Она говорила тебе, что у меня есть идеи для хосписа, и попросила оказать поддержку. А теперь думай сама, Эванс. Твои записи больше не вписываются в программу развития хосписа, как и твое отношение к делу.
– Возможно, тебе не нравится, как я вела дела раньше, но не говори мне, что показатели удовлетворенности пациентов не были высокими, потому что они, безусловно, были намного выше, чем теперь, когда ты встал у руля. У тебя нет ни капли сострадания к пациентам, а сострадание – основа нашей работы.
Зои с вызовом посмотрела на своего босса. Они оказались в тупике, и молчание протянулось между ними вечностью.