Иллигеас захрипел. Кровь хлынула через нос, окрашивая землю в алый цвет. Побледнел и арт. Руки у него дрожали, но он стоял. Щит содрогнулся, а потом наступило молчание. Удар прошел. Стало тихо.
— Мир им… — прошептал Хардарра.
Тэларийцев больше не было. Иллигеас ощутил жуткую скорбь и к крови примешались слезы. Они катились из его глаз, а боль, теперь уже боль потери, рвала его грудь.
— Лесной дух… — еле выговорил маг. — Он рядом…
— Держись, Иллигеас! Без тебя мне этот щит не поднять и не удержать! — Хардарра вкладывал все, что мог, но и его силы были не бесконечны.
Маг ему не отвечал. Каждая крупица его магии сейчас имела огромное значение. Иллигеас держался, и все же время утекало, а помощь не спешила. Вокруг стоял холод, который пробирал до костей, и тишина, гнетущая и тяжелая.
Посреди этого, как никчемные глупцы, стоял воинства разных народов. Удерживать их согласие сделалось невозможным. Нить делалась все тоньше и слабее, пока с громким звоном не лопнула. Толпа, а не стройная армия, сорвалась. Лица Высших эльфов исказили ухмылки, а спустя миг, все снова замерло. До слуха Иллигеаса донесся звук серебряного рога.
Из ниоткуда, в холодную хмарь, вышло войско Раальдора под своими кровавыми стягами. Белые воины шли ровным строем, на свежих конях, сплошь сотканных из магии, и холод словно отступил от них, боясь их белого серебра доспехов и магии самого короля. Минуя все препятствия, тот правил на Иллигеаса. За его спиной развевался длинный алый плащ, с эльфийским гербом, а в руках сверкал белый лук. Его войско осталось позади, пока король прискакал к Иллигеасу и спешился. Сила тронула короля холодными шипами, но он не отстранился, даже когда на щеке появились глубокие порезы. Он стерпел и протянул руку магу.
— Нет…армия сорвется… — прошептал тот. — Я стараюсь удержать их от распрей…
— Я маг, или ты уже забыл? — раальдор не опускал свою ладонь, и Иллигеас все же дотянулся до нее заледеневшими пальцами.
Раальдор стиснул зубы. Он вынес всю волну боли и скорби, и отдал магу часть своих сил. Они влились в него свежим потоком и щит побелел. Он стал крепче и держать его стало легче. Даже арт вздохнул с облегчением. Его дыхание выровнялось, и внес свою частичку исцеления, которая в первую очередь коснулась Иллигеаса. Кровь перестала бежать по его одежде, и он смог встать с колен.
— Мы вечно его держать не сможем! — проговорил Хардарра. — Рано или поздно щит рухнет! А войск у нас почти совсем нет!
— Я многое видел, однако твоя магия, Иллигеас, превосходит все мной виденное, — сказал Раальдор. — Нужен дракон. Это его битва, а не наша.
— Войско Аргелора надо сдержать! — прошептал тот. — Но ты посмотри на наши силы!
— Разрозненные племена даже перед ликом смерти не ищут мира! — вновь прохрипел Хардарра.
— Надо бить вместо с твоей драконицей! В одиночной схватке никому из нас не выжить! моя армия хоть и свежа силами, но в открытом бою с черным драконом мы продержимся не долго, — король встал рядом, его рука засветилась и погрузилась в щит, отчего тот вспыхнул серебром.
Подняв серебряный рог к губам, он протрубил в него неясную мелодию, и воины Наальдора странно успокоились, да и сам их предводитель туманным взором уперся в пустоту. Раальдор владел недюжинной силой, и всю ее не показывал.
— Тогда приготовься продержаться! — сказал Хардарра, взглянув на затихших эльфов.
— Моя магия тоже не слаба, — кивнул Раальдор.
Следующий магический удар оказался сильнее остальных. Кровь проступила и на губах Раальдора, и все же он не попятился. Он стоял на равных, и магия его уже начинала удивлять Иллигеаса. Сам он знал, что стоять им придется долго, очень долго. Забывая о боли, о том, что скорбь рвала его сердце, он сосредоточился только на щите, на его прочности. Маг вплетал в него тонкие нити своей силы, зашивая каждую брешь. Хардарра и Раальдор немного облегчали его труд.
По одну сторону щита наступала темная армия, по другую томились бесполезные войска.
Монотонная песнь гномов, будто заново раскрывала мир перед Тирой. Гномы пели длинные сказания о былых временах, о драконах и первых эльфах, о земле и небесах, о рождении лесов и лесном духе. Гномы владели тайнами, и в песнях их узор раскрывался истиной, простой и понятной. Они были великими мастерами, и Тира слушала их, а кузнецы ковали ее оружие.
Мир за стенами будто бы пропал. Сейчас существовала только эта кузница и гномы. Красное от жара лицо Барвора Седобора врезалось в память Тиры. Он сам орудовал не простым молотом, наравне с другими мастерами, и вплетал свои слова в металл.