Пригладив свои седые волосы, она покинула дом главы Раданара. Многие глаза ее провожали. Ведунья видела их, тех, кто выглядывал в окошки. Людей мучило любопытство. За ней следили до самого ее дома. Старуха, не подавая вида, шлепала по лужам, подобрав полы колоры, одеяния поверх рубашки и штанов.
Дом ведуньи стоял ближе остальных к лесу. Его покрывали многолетние мхи, а пышнолапые ели укрывали от ветра. Хоть ведунья сама хозяйство не держала, нужды она ни в чем не знала. Раданарцы жаловали ее, и она это знала.
Стоило ей захлопнуть дверь, как селение замерло. Свет не горел ни в одном окне. Хоран, тоже затушив свечу, оставил жену спать, а окна закрыл грубой кожей. Реадну он не выпускал из комнаты весь следующий день, а вечером, спеленав сытых младенцев, собрался к ведунье.
Дождавшись заката, он сел на коня. Детей Хоран укрыл своим плащом и отправился в объезд селения, подальше от любопытных глаз. Над Раданаром все еще висело молчание, будто ни у кого не было никаких дел. Никто не решался заговорить о произошедшем.
К дому знахарки он подъехал со стороны леса. Привязав коня, Хоран тихо спешился и постучался в заднюю дверь, которая оказалась вполовину меньше его роста.
— Не стучи попусту! Открыто, — донеслось изнутри.
Согнувшись, он вошел. В руках у него была корзина с малышами. Ведунья стояла у стола, к нему спиной, возясь со своими травами.
— Поставь корзину в углу, — велела она.
— Ты не больно-то колдуй. Дети мне дороги, — сказал Хоран и огляделся по сторонам.
Внутри дома он оказался впервые. С опаской озираясь и косясь на тугие веники трав, он поставил корзину на указанное место. По его широкой спине прошелся холодок. Ведунья чудным образом очутилась у него под носом и схватила его за ворот распахнутой колоры.
— Не колдунья я! Сколько повторять? Знать слово и нужную траву — вот мое дело, — огрызнулась она. — А ты молчи, чтобы ты тут не увидел!
— Самого хозяина леса призовешь что ли? — Хоран хоть и не был обделен силой, а от старухи отшатнулся.
Та же загадочно подмигнула и отпустила его.
— И его ведаю, — кивнула она белой головой и, сняв с пояса трубку, набила ее табаком. — Он много о чем может рассказать. И о делах твоих предков тоже.
— Что было, то было, — недовольно отвернулся вожак. — Я не Харморог…
— Но кровь на всем твоем роду лежит за его дела, — напомнила старуха. — Он был скор на расправу. Твоя дочь узнает об этом сама, когда вырастет. У твоих детей знания в крови, как и сила.
— Пусть! Давно это было! В седые века. Сколько уже лет минуло?
— Больше десяти тысячелетий, Хоран, — ответила она. — Но земля помнит.
— Берись за дело, знахарка, — отрывисто произнес Хоран, и сел у низкого очага.
— А ты, глава, не торопись. Дело долгое, — ведунья вынула детей из корзины. — Чую я, в двадцать лет пути ваши разойдутся. У них своя дорога.
Положив младенцев на стол с травами, она подкинула сухих веток в огонь и потушила свечи. Запах трав дурманил. Рыжеволосый Хоран оказался сильным, и поддался не сразу. Он боялся за детей и следил за руками ведуньи, пока в глазах не стало все двоиться. Медленно, но сон сморил его. Тяжелая голова опустилась на грудь, и до ушей старухи донеслось мужское сопение. Довольно растянув губы, она взялась за детей.
— Отведи чужие глаза от деток, — прошептала она тени, что ненавязчиво стояла у нее за спиной. — Знаю, лесной хозяин, что пришел.
Тень шевельнулась. Еловый аромат быстро заполнил весь дом. Тот, кого боялись и на кого надеялись все охотники, медленно выпрямился. Тут он был только тенью. Не злой и не добрый, он хранил покой лесов.
Далеко от Раданара, на высокой башне, стояла другая фигура, облаченная в простой с виду серый плащ.
— Закрыл… — послышался разочарованный вздох из-под глубокого капюшона.
Лесной дух легким веянием прервал все тонкие чары мага, и видение, которое тот наблюдал, быстро исчезло.
— С кем ты речи ведешь, Иллигеас? — голос женщины вдруг возник среди тишины, и окружил его, как туман.
Из пустоты, из мелких пылинок, на белый камень, шагнула тонкая женская фигура. Ее голос ласкал слух ложной лаской. Вопреки Белому Ордену, одежда на ней отливала темно-лиловыми тонами. Мягкая ткань стелилась по полу, а неслышные шаги выученицы магистрата, скрывали многое от незнающих.
— Я слушаю ветер, — ответил ей тот, кого она именовала Иллигеасом.
Маг не оборачивался. Этиль Арад, город на заоблачной выси Эадорийских Гор, погружался в багрянец заката. Самоцветные шпили башен играли лучами на розовеющих облаках. Земли отсюда видно не было, но Иллигеас и так знал, что там происходит. Он знал и лесного хозяина. Мог видеть его глазами и без его разрешения, однако никогда этого не делал. Когда тот вытеснил его из своего сознания, огромного, как весь мир, маг только мысленно ответил ему благодарностью и отступил. Тонкие грани, которыми пренебрегали другие, он чтил.