– А без меня меня на разборе править – это по законам? – Шрам не собирался ослаблять хватку. – Где ж ты такие понятия увидал?
– Далеко живешь, соколик, не докричишься. Ладно, – старикан заменил каленую сталь на показное добродушие. Типа оскалились волки, предьявили, что зубки есть, и отпрыгнули на исконные места. – Вышло уж так, соколик. Не по твою душу люди собрались, да всплыло твое имечко и понеслось. И я удержать не смог. Больно уж серьезно предъявляли.
– И кто же беса выгнал?
Сергей не сомневался, что не сам Вензель двинул сходняку тему валить Шрама, не сам почву подготовил, унавозил и окучил. Не в правилах Вензеля без нужды голову из кустов высовывать. Старичок по своему обыкновению, конечно, лишь за ниточки дергал, благо их у него в кулаке скопилось, будто мотыля в тухлом пруду.
– Запамятовал я, Шрам, кто именно. Из молодых кто-то, а их я даже и не стараюсь запомнить, уж больно живут они на короткую ногу. Потому что с думалкой не дружат, им бы только пошмалять в белый свет как в копеечку.
Типа тонко намекнул дедуган. Сергею вообще-то можно было и не задавать вопрос про первого загонщика, да базар у них сегодня такой – важнее не сам спрос, а кто беседу ведет, кто в ней сдающий. Ну а уж главное прозвучит, никуда оно не денется.
– Откуда взялся спрос ко мне? – Словно бы Сергей верил в мистическое значение цифры три: «а на третий раз – мы не кинем вас». Прямо влупить – не ты ли, Вензель, бадягу заварил – предъява выйдет и, если не докажешь ее, правота к старику перейдет. К тому его старая мумия и вынуждает, но обломается. Зря что ли Шрам третий раз повторяет, как в стену лбом бьет, вопрос про первоисточник накатившей на него волны.
Вензель отвел взгляд от сиреневого стекла переборки – Сергею словно послышался скрежет поворотных механизмов шеи – посмотрел на соседа по авотмобильному диванчику с укоризной.
– Да ты сам на себя волну пустил, соколик. Жизнь неправильно выстроил.
Вот она и пошла – главная музыкальная тема. Собственно за этим Сергей и лез к пауку в объятия. О том же бы пришлось говорить, попади Шрам в лапы охотников, шаставших по городу с его портретами. Охотнички отволокли бы его тотчас ни к кому-нибудь, а к Вензелю. Старый хер восседал бы на своем переносном троне, вокруг рвались бы с поводка его пристебаи. Тогда бы разговорчик проходил под лозунгом «Жить хочешь, Шрам, выкладывай все, может быть, мы посовещаемся и не порежем тебя на куски». Теперь же у них вяжется почти дружеский базар двух волков, молодого и старого. И ничего теперь старичку не остается, как выложить на блюдо свой рецепт счастья, а потом начать торг. Так должно быть... Если Вензель не выкинет совсем уж невероятную штуку.
– Сам на себя и нагнал волну, – тем временем повторился Вензель. – Ты, Шрам, без людей жить наметился...
Вензель еще раз поменял положение головы, еще раз колыхнул морщины на тонкой шее, оборотив взгляд в окно. А там проскакивали, обгоняя никуда не спешащую «вольво», темные и светлые борта. Поровнялась и отстала желтая автобусная коробка, набитая трудовыми муравьями, едущими добывать копейку, что рано или поздно пополнит воровской общак.
Откуда взялись предъявы, выдвинутые Шраму, Вензель мог бы расписать, подробней не бывает. Мог бы, если б, скажем, сошел с ума. Про то, как два человека потягивали, смакуя, один – виски «Белая кобыла», второй – французское вино урожая семьдесят пятого года.
Про то, как за огромными витринными стеклами перьями из распотрошенной перины парашютировал на черную и стылую осеннюю землю первый снег. Холодный, отпонтовавший свое за лето солнечный кусок вяло погружался за высоченный зеленый забор. По двору как-то глупо носилась сторожевая овчарка. Казалось, единственная цель ее беготни – первой из дачных существ наследить на снегу. Только овчарка и снег двигались за окнами.
Похоронное настроение кануна зимы разбивалось о стены особняка, в дом не просачивалось. По комнатам плавало то настроение, которое желали иметь у себя обитатели и постояльцы. Один из них, развалившись в плетеном кресле, теребил шерсть на загривке жирного сонного кота. Второй, скрестив ноги под антикварным стулом, гоношился:
– ...С бабок за нефтеперегонный комбинат, которые он увел у америкосов, в общак не отстегнул. Два лимона зелени, кто скажет мало? Мишу Хазарова замочил. Хазаров в авторитете ходил.
Первый кивнул из кресла-каталки:
– Выходит, сбеспредельничал, – обрадовался второй. – Сам расправу учинил, без позволения людей, минуя сход и понятия. Уже годится.