Но настоящий ужас одолел ее при виде шоколадного торта — любимого лакомства Сюзан. Лиз издала протяжный стон. Яд, подумала она. Шоколадная смерть. Торт отравлен! Мама надеялась, что Сюзан вернется и съест его.
— Мам, ты дома?
Перескакивая через две ступени, Лиз понеслась наверх, в спальню Мэри. Кровать была разобрана, на полу валялись испачканные джинсы. Лиз взяла их, и на руках остались следы муки.
Она вернулась в кухню, включила автоответчик. Два сообщения от школьного методиста о том, что у Лиз произошел «инцидент», и просьба перезвонить. Еще несколько от Александры Фулбрайт, матери Бобби: «Алло, Мэри? Ваша дочь у меня в подвале. Я подумала, вам будет интересно узнать об этом».
Лиз набрала номер справочной и попросила соединить ее с магазином «Шоус», но, взглянув на дверь в подвал, бросила трубку. Сквозь щели пробивался желтый свет. Лиз распахнула дверь и окликнула мать по имени. Стукнул котел. Вздрогнув от неожиданности, она начала спускаться по лестнице.
Ледяная вода, покрывавшая пол трехдюймовым слоем, заливалась в кеды. Пальцы сводило судорогой.
— Мам?.. — позвала Лиз, надеясь не услышать ответа. Пожалуйста, пусть там никого не окажется! Но бессмысленно отрицать то, что чувствуешь.
Вода хлестала по ногам, слабо подталкивая Лиз к старой спальне Сюзан. Кто-то (мама?) заправил постель: теплое стеганое одеяло было покрыто сверху белой простыней. Сбоку промелькнуло что-то маленькое, словно ребенок. Оно скользнуло по комнате так быстро, что сознание Лиз не успело запечатлеть этот момент.
Она обмерла, заметив движение на кровати. Кто-то или что-то раскачивалось взад-вперед. — Тень от фар, светящих в окно? Тонкая рубашка, надетая на… В эту секунду она подняла глаза на Лиз. Волосы прилипли к щекам. Белое лицо. Не бледное. Белое. Даже губы и ресницы будто заиндевели. Лиз застыла на месте, в ужасе смотря на движущуюся, чужую (единственное, что было ей знакомо, — это голубые глаза), потерявшую рассудок… Мэри.
На пол сыпались, поблескивая, белые крупицы. Лиз ближе присмотрелась к побледневшему, искривленному лицу матери, покрытому мукой.
— Сюзан… — пролепетала Мэри, — идем, я дам тебе шоколадный пирог…
— Я — Лиз!
Из-за муки морщины углубились. Мэри была похожа на древнюю старуху. Белый кусок, похожий на мокрый снег, упал на ее колено. Она стала безмолвно рассматривать его, будто не соображая, что это и почему липнет к пальцам.
— Другая дочь, мама… я другая… — судорожно прошептала Лиз.
Мэри вытянула шею.
— Там Бобби, — сказала Лиз. — Он войдет сюда.
— Она здесь?
— Нет, мам, он на улице.
— Сюзан на улице?
— Она же умерла! Верно?..
— А, Лиз, это ты, — с пьяной улыбкой произнесла Мэри. — Я и не знала…
— Да, это я.
Мэри посмотрела на дочь, постепенно возвращаясь к реальности. Сперва чуть прояснился взгляд: она внимательно разглядела волосы и мягкие щеки Лиз. Затем ее испуганный взгляд метнулся к двери чулана. На крючке висел кусок ленты и детский плащик.
— О нет…
— Ма-ам?
Обезумевшими глазами Мэри осмотрела каждый угол, что-то выискивая. Но ведь сейчас, кроме них двоих, здесь никого не было, верно? Она закрыла глаза, глубоко вдохнула несколько раз и на мгновение забылась. Очнувшись, Мэри полностью пришла в себя.
— О…
Нервно рассмеявшись и взглянув на мокрую одежду, Мэри омертвевшими пальцами начала стряхивать с себя муку, пока не удалось более-менее очи стать джинсы и красное вспухшее лицо.
— Ты давно здесь? — спросила она. — А я тут прибиралась и уснула. — Мэри виновато улыбнулась. — Это из-за вина.
— Ты уверена?
Мать пожала плечами.
— Ты не поможешь мне закончить здесь?
— Тут был кто-нибудь? — настороженно спросила Лиз.
— Ты, кто же еще?! Мы ждали тебя.
— Мы?
Теплая капля потекла вниз по ноге, но Лиз даже не почувствовала.
— Ах, я так сказала? — прочирикала Мэри.
Лиз вдохнула. Уплотнившийся мокрый воздух кольцом смыкался вокруг нее. Казалось, она захлебнется, если проглотит хоть одну его молекулу.
— Мам, мне страшно…
— Почему, милая? — Мэри была крайне удивлена.
— Здесь настоящий погром.
— Знаю, поэтому и навожу порядок.
Подойдя к тумбочке, Мэри принялась укладывать в нее вещи Сюзан: старые платья, среди которых Лиз узнала и те, что сама когда-то носила; футболки, так и не добравшиеся до благотворительной организации; детские вещички и, наконец, белый свитер, который Мэри поднесла ненадолго к лицу, прежде чем положить в нижний ящик.