Федор, вместо ответа, кивнул и взял ее в руки. Метаморфоза, произошедшая с ним, была настолько упоительна, что Федор даже застонал от удовольствия. Как только руки почувствовали тяжесть благородного клинка, плечи и спина, привыкшие к кабинетной работе, сами собой выпрямились, мужчина упруго вскочил, ноги встали в привычную боевую позицию, он освободил клинок от ножен и легкими, танцующими шагами сошел с крыльца на газон.
- Я жду!
Второго слова для Кузи не понадобилось. Ведьмак налетел, как вихрь, и между ними завязалась схватка, о которой оба мечтали всю Кузину жизнь. Они сошлись в шутливом, но нешуточном бою и лишь теперь Федор смог оценить все сильные и слабые стороны стиля Кузьмы и, наконец, понять, почему полковник Костромин так легко смог победить ведьмака. В боевом образовании Кузьмы был серьезный пробел и Федор понял, что именно он виноват в этом - и Петра и Михаила тренировал он сам, а Кузьму учили только с его слов и по памяти уроков, данным им в молодости. Федор, вспоминая схватку на станции метро, без проблем скопировал стиль Костромина и сейчас легко и ловко теснил Кузьму, ведя поединок к финальной точке, которой молодой человек довольно упорно, хоть и безуспешно пытался противостоять. Мешало Федору только одно - Кузьма был как-то странно замутнен и одет в легчайшую золотую дымку, мешавшую сосредоточиться. Но вот, Федор подловил момент, ловко поддел саблю Кузьмы, сделал элегантный шаг вперед и... наступил носком ноги в кротовую кучку, полетев головой вперед, полностью подставившись под удар золотистой сабли. Умения хватило только на то, что бы убрать из-под удара грудь, подставив плечо, надеясь только на то, что природная способность к регенерации в чем-то ему поможет.
Кузьма, вырвал саблю из захвата Федора и, еще не поняв, в чем дело, резко опустил саблю вниз. Уже поняв, что происходит, попытался исправить положение, ловко перехватив клинок другой рукой, еще сильнее уменьшив риск для Федора. Но неизбежное случилось, и остро отточенная сабля со свистом рубанула Федора по запястью. Кузьма вскрикнул. Федор почувствовал жар, затем холод и странное, чуть покалывающее чувство, ничего не имеющее общего с ощущением сабельной раны.
Кузьма отбросил клинок и бросился к Федору:
- Федя!
Упав рядом с Федором на колени, он схватил его за руку, что бы оценить тяжесть ранения, но к своему, еще большему, ужасу, увидел, что никакой раны нет и в помине, а Федор смеется, очень довольный.
- Как я доволен! - отсмеявшись, выговорил Федор.
- Чем ты доволен?! Ты что за эксперименты ставишь? - заорал обозленный Кузьма, уверенный, что это какой-то из «фокусов» наставника.
- Тише, тише, - успокаивающе похлопал Федор ведьмака по руке, - Все в порядке. Давно я не был побежден в схватке. Это даже... забавно!
- Что забавно, мать твою? - без злобы, но с безнадежностью спросил Кузьма.
- Это ты сам все сделал, Кузя.
- Что я сделал?! Ты можешь нормально говорить?
- Этот клинок - он магический. И он действительно умеет отличать зло от добра. Твои представления о зле и добре.
- Федь, ты можешь ответить на вопрос?
- Хорошо. Объясняю. Этот клинок - он понимает твои мысли и чувства. Он принял твои взаимоисключающие желания победить и не причинить мне вреда. И да, он настолько силен, что отвел мне глаза. Про эту кротовину я все время помнил, но, вот... позабыл. И он может перемещаться между мирами. Иначе он отсек бы мне руку напрочь. Это оружие опасно и призракам. Оно вообще опасно для любых живых существ, Первых, демонов, Вершителей, вообще для всех, кого ты считаешь опасными для себя.
Федор и Кузьма поднялись с газона, подняли свои клинки и, отсалютовав друг другу, вложили их в ножны.
Кузьма закончил чистить клинок, заботливо смазал его и опустил в ножны, чтобы не беспокоить более по пустякам. Федор, уже закончивший колдовать над своей саблей, внимательно смотрел, как Кузьма обихаживает свой клинок, прежде, чем оставить его дремать.
- Ну, что? - задал Федор риторический вопрос.
- Что? Что ты спрашиваешь?!
- Нравится?
- Разве это может не нравиться?! - Кузьма страдальчески вздохнул, - На самом деле... Она слишком роскошная.
- Странно, - шевельнул бровью Федор, - никогда не замечал в тебе тягу к аскетизму.
- Да причем тут аскетизм! Она и поцарапаться может и...
- Не может. Не может она поцарапаться. И слишком пристального внимания привлекать не станет. Это же - она.
Кузьма кивнул, поняв и принимая подобное «объяснение».
- А как ее имя?
- Иллюзия.
Кузьма еще раз кивнул, полузакрыв глаза:
- Да... Иллюзия... Красиво...
И посмотрев на ножны, сказал:
- Она хоть не будет ревновать... не к кому... теперь меня ревновать...