— Значит, ты не готова закончить свою войну с профессором Макгонагалл?
— Войну? — искренне изумилась девочка.
— Минерва… гм… профессор Макгонагалл рассказала мне о том, что ты перестала отвечать на её уроках и показала твоё эссе…
— В нём было что-то не так?
— Переписанный слово в слово учебник я ожидал скорее… от Рона Уизли, например.
Гермиона пожала плечами.
— Ничего не могу с собой поделать. Извините, профессор, но… На свете есть несколько вещей, которые я не смогу простить никому и никогда. Одно из них — предательство, а именно так я поступок профессора Макгонагалл и расцениваю. Я просто не могу с ней общаться… Извините.
— Вот как… — Директор откинулся на спинку кресла и задумчиво принялся поглаживать бороду, из которой стали доносится звуки колокольчиков, вплетённых в неё. — Но тебе стоит подумать, что Трансфигурация обязательный предмет, и тебе его изучать ещё шесть лет…
Девочка развела руками.
— Всё равно собиралась летом нанять репетитора… Профессор Макгонагалл слишком строго придерживается плана учёбы, а я уже изучаю второй курс. Отвечать на мои вопросы она отказалась, заявив, что всему своё время… Но мне просто скучно, я первый курс за три месяца прошла! Просто придётся взять больше часов на изучение, вот и всё.
Директор нахмурился, видно сделал какой-то вывод для себя.
— Минерва всегда отличалась строгостью в подходе к учёбе…
Девочка промолчала, сообразив, что, согласись она с директором или нет, будет одинаково плохо. Вместо этого немного более подробно разъяснила свою позицию:
— До пятого курса всё равно никакие баллы ни на что не влияют. Экзамены, полагаю, я сдам. СОВЫ и ЖАБЫ, которые реально влияют на судьбу учеников, принимает министерская комиссия, и профессора Хогвартса на этих экзаменах не присутствуют. Так что, думаю, ничего страшного не случится.
— И переубедить тебя не получится?
— Сожалею…
— Но слухи про то, что профессора Макгонагалл хотела убить первокурсников…
Гермиона вскинулась.
— Простите, господин директор, но за слухи я не отвечаю. И нет, я не занималась роспуском этой мерзости…
— Я этого и не говорил. Но именно после твоего рассказа они пошли.
— Я рассказала только правду. Ни слова лжи. Выводы ученики сделали уже сами, я ничего такого не говорила. Но, понимаете, господин директор, странно ведь, что после абсолютно правдивого рассказа все пришли к одному и тому же выводу…
— Правдивого, но не полного.
— Я слышала, что вы, господин директор, славитесь тем, что никогда не лжёте… Просто говорите не всю правду.
Директор как-то резко помрачнел, помолчал, после чего занялся приготовлением себе новой заварки чая.
— Господин директор, я не против помогать вам, тем более я догадываюсь, против кого строится ваша интрига. Но я против, чтобы меня использовали втёмную.
Директор, наконец, справился с заваркой и некоторое время молча потягивал напиток.
— Правда — она, порой, бывает очень жестокой…
— Более жестокой, чем правда о моём добром, понимающем и терпеливом наставнике? Я читала материалы из архива… Там были и фотографии. Думаю, вам не стоит говорить, что могло быть в архиве командующего гвардией Гриндевальда.
Директор снова помрачнел. Похоже, он никак не мог построить план разговора. Только он вроде бы подводил его к нужному ему направлению, как Гермиона, даже не меняя тему, просто добавляя факты, перекраивала оный с ног на голову. Как можно сидящему напротив ребёнку говорить о жестокости правды, если она эту самую жестокую правду видела, причём об очень близком для неё человеке. Понятно, что она произвела на девочку неизгладимое впечатление, заставив намного раньше повзрослеть и снять розовые очки. Да и профессия её как-то не способствует вере в людскую доброту и порядочность.
Сам Дамблдор считал, что Кливен не должен был так поступать с ребёнком, не должен был лишать её детства. Настолько жестоко и так варварски. К тому же, в результате, сейчас он и сам не знал, как строить разговор с этим ребёнком. Даже с теми, кто пришёл из приютов, он знал, как разговаривать, хотя те и были даже психологически взрослее сидящей напротив него девочки, и их взгляд на жизнь был циничнее. Но, всё равно, они были как-то понятнее для него. А тут… Вот ребёнок, ведёт себя как ребёнок, веселится, смеётся. И вдруг — раз, словно другой человек. В случае любого давления или попытки как-то повлиять на её месте оказывается словно другой человек. Вот кто мог полагать, что простая прогулка в лес под охраной кентавров закончится таким образом? А всего-то нужно было, чтобы дети увидели мёртвого единорога. Чтобы поняли, насколько могут быть жестоки люди, убивая столь прекрасное создание. А ночью, с сияющей кровью единорога, зрелище должно было стать ещё более печальнее и трагичнее. Только тот, кому нечего терять, мог покуситься на них. Это и должны были осознать ребята.
И что теперь делать?
— Значит, ты отказываешься мириться с профессором Макгонагалл…
— Извините, но я с ней и не ссорилась. Но я просто не могу. Понимаете? Не могу! Это выше моих сил. Может быть, будь я постарше, то смогла бы, если не простить, то просто принять и сделать вид, что ничего не было. Может, став постарше, я смогу сделать вид, что всё нормально. Но пока нет. Может быть после каникул справлюсь с собой…
— Что ж… Мне действительно жаль, что так получилось. Всё же постарайся в следующем учебном году принять это. — Директор вздохнул, глянул на часы. — Что ж, не буду тебя больше задерживать. Урок закончится через пять минут, как раз у тебя будет время вернуться в общий зал, а оттуда успеешь на следующее занятие.
Уже выйдя из кабинета, Гермиона задумалась, почему директор даже не попытался всерьёз её переубедить. И вообще, после бодрого начала под конец разговор поддерживал довольно вяло. Подумав, девочка пришла к выводу, что скорее всего он решил, что утро вечера мудренее и после каникул она остынет.
Обдумать мысль, правда, не успела. Пока шла, прозвучал колокол, а у самого порога общего зала её перехватил Джек.
— Герм…
— Не сокращай моё имя, Дж!
— Ок, понял-понял! В общем… это… Гермиона, я тут ещё поговорил с людьми, и все хотят ещё раз собраться перед экзаменами. Ну, по поводу твоей лекции.
— И заодно услышать, что там в лесу в действительности произошло, а терпеть до конца экзаменов уже мочи нет, — понятливо покивала девочка. Джеку хватило совести покраснеть. — Только вот какое дело, я уже рассказала всё, что знала и ни разу не соврала.
— Неужто…
— Точно-точно. А вот на вопрос «почему так» я готова ответить в своей лекции, если вы готовы слушать. Значит так, до экзаменов осталось пять дней. Так и быть, один день выделить могу — отдыхать тоже надо, не всё за книгами сидеть…
— Гермиона, ты не заболела? — участливо поинтересовался Джек. — Может тебя к мадам Помфри проводить? Температура? Головные боли?
— Чего? — малость растерялась Гермиона от такого напора.
— Ты сказала, что не нужно сидеть за книгами всё время. Ты заставляешь меня волноваться за твоё здоровье. А может тебя подменили?
— Мой двойник с Марса, блин, прилетел, — обозлилась девочка. Тоже мне, шутник нашёлся. — Временно подменяет.
— Тебя?
— Меня.
— Сама-то поняла, что сказала? — Джек хмыкнул. — Ладно-ладно, не сердись. Но сколько я помню, ты постоянно таскаешься с книгами. Ни разу без них тебя не видел. И тут такое заявление.
— Умолкни, а?
— Всё-всё. Я понял. Так, когда?
Девочка задумалась.
— Раньше сядешь — раньше выйдешь, — наконец она приняла решение. — Давай завтра после занятий. Сами найдите какой-нибудь свободный класс и мне сообщите.
Джек покивал.
— Понял, ухожу сообщить радостные вести. И да, будет немного больше людей.
Стоило Джеку исчезнуть, как подошёл Гарри.
— Что он хотел?
— Договаривался об очередной лекции на тему «Кто такие маги и маглы». Договорились на завтра после занятий.
— Чего? — растерялся Гарри. — Дамблдор договаривался о лекции?
— А при чём тут директор? — растерялась Гермиона.