При виде Логруса, ее глаза расширились, она поглядела на меня, и я заметил тревогу в её взгляде.
«Что, страшновато?» – усмехнулся я про себя. А ты думала…
– Ну-с, Сильвия, проходите сюда, садитесь вот в это кресло, – засуетился Сельдингер. – Вот так, да… Можете расслабиться – процедура абсолютно безболезненна, Ежи подтвердит – верно, Ежи?
Я кивнул.
– Вот и отлично! Просто расслабьтесь и дышите глубже… Да? Готовы? Макс, включайте!
Макс лихо козырнул, и, с улыбкой повернул какой-то рубильник.
Сильва закрыла глаза. Голубое облако начало опускаться на её голову, на какой-то момент мне показалось, что Сильва словно исчезла – остался только голубой контур, но потом я понял, что это игра отблесков на электродах – в лаборатории почему-то потемнело.
– Что у нас с освещением? – с неудовольствием спросил Сельдингер. – Макс, в чем дело?
– Что-то не пойму, – с недоумением отвечал тот. – Похоже, скачок напряжения…
Однако, спустя секунду, лампы снова вспыхнули обычной яркостью, и, одновременно с этим, голубое облако пропало.
– Merde! – выругался Сельдингер. – Макс! Что происходит?! Где Логрус?!
Макс лишь пожал плечами – его лицо выглядело тревожным, он снова защелкал тумблерами и лихорадочно набирал на панели какие-то комбинации.
– Доктор, что с девушкой? – Миллер наклонился над обмякшей в кресле Сильвой. – Мне кажется, она не дышит…
– Что?! Не может быть! – Сельдингер довольно бесцеремонно отпихнул его и заглянул в лицо Сильве. – Просто глубокий обморок, видимо, от перепада напряжения… Он приподнял верхнее веко Сильвы, нахмурился, качая головой и коснулся пальцами её шеи. Нервно облизнул губы. Изменился в лице.
Миллер повернулся к Максу. – Реанимационную бригаду сюда! Живо!
Макс, бледный, как полотно, опрометью бросился к дверям.
– Доктор, помогите мне уложить её! – командовал Миллер. – Ну же!
Сельдингер, побелевший, и трясущийся, казалось, не соображал, что от него требуется.
Миллер, досадливо крякнув, подхватил тело Сильвы и положил его на пол.
Опустившись тут же рядом с ней на колени, начал ритмично давить сцепленными в замок ладонями на ее грудную клетку.
– Этого не может быть… Это не могло случиться! Абсолютно исключено… – бессвязно бормотал Сельдингер.
Я приблизился, словно сомнабула, к багровеющему от натуги Миллеру, продолжавшему непрямой массаж сердца.
Глаза Сильвы широкими застывшими зрачками, уставились в потолок. Голова безвольно покачивалась в такт движениям Миллера, и, по её остекленевшему взгляду, я понял, что все усилия Миллера уже тщетны.
В комнату ворвались врачи с дыхательной аппаратурой и дефибриллятором, меня оттолкнули в сторону – один бросился вводить в горло Сильвы силиконовую трубку, другой – сменил Миллера; третья девушка стремительно накладывала на грудь Сильвы электроды.
– Изолиния!
– Адреналин!
– Амбушку!
Замелькали шприцы, потянулись прозрачные трубки, запищала техника.
Макс потянул меня за рукав, и мы вышли в коридор.
– Что случилось, Макс? – еле вымолвил я. – Ведь это… Это должно было быть безопасно!
Макс лишь отрешенно покачал головой и развел руками. – Не знаю! Произошло что-то необъяснимое! Логрус – он словно… взбесился!
– Хочешь сказать, – я понизил голос, – он убил её? Искусственный интеллект?
Макс промычал что-то нечленораздельное. – Нет, – выдохнул он. – Невозможно!
Вышел Миллер, отряхнул брюки, отдуваясь, промокнул лоб платком.
– Скверно, – сказал он.
– Она… – я не договорил, и невысказанный вопрос повис в воздухе.
– Да, – коротко ответил Миллер. Он обвел нас тяжелым взглядом и повторил: – Скверно!
Больше мы не разговаривали, лишь молча стояли у дверей, ожидая финала.
Так прошло, наверное, около часа – это были самые долгие минуты моей жизни.
Наконец, вышел один из врачей, странно глянул на нас, и торопливо ушел куда-то. Через минуту вернулся с каталкой, и последняя надежда, теплившаяся у меня в душе, угасла.
Сильва была мертва.
Мы с Максом сидели в кабинете, избегая встречаться взглядами. Только что мы стали свидетелем сцены, когда Сельдингер, брызгая слюной, кричал на врачей, чтобы везли тело Сильвы в реанимационную палату и подключали к аппарату. Когда один из них попытался объяснить, что они уже констатировали смерть, после почти часа безуспешных попыток реанимации, он сорвался на визг, и, топая ногами, орал, что Сильва не могла умереть.
Не знаю, чем всё это кончилось, потому что Миллер сделал знак Максу увести меня, а сам положил руку на плечо Сельдингера и что-то вполголоса сказал ему, так что тот сразу стих.