– Вацлав Полански, – вырвалось у меня.
Коршунов кивнул. – Да. Именно он может по праву считаться инициатором проекта, в его изначальном виде. Мы обеспечили ему необходимые условия для работы, предоставив уникальные возможности, и, фактически, неограниченные ресурсы. Параллельно с ним, в этой же области сходная работа была опубликована за рубежом молодой сербской ученой-нейробиологом. Мы приложили немалые усилия для того, чтобы добиться ее согласия на сотрудничество.
– Агнесса, – сказала Аська.
– Совершенно верно – вы, я вижу, неплохо осведомлены, – усмехнулся Коршунов. – Да, Агнесса Вранеш. С её помощью мы значительно продвинулись в работе. Именно она предложила использовать вместо математических моделей цифровую среду, и тогда мы стали искать лучших специалистов в области программирования, три-дэ моделирования и кибернетической инженерии. Полагаю, имя профессора Сильвестра Краммера вам о чем-то говорит?
– Говорит, – подтвердил я, припоминая слова Нильса.
– Один из крупнейших авторитетов в области нейролингвистики, и автор теории синтеза, – Коршунов улыбнулся каким-то собственным мыслям. – Заполучить его было большой удачей. Кроме него, в штат технических специалистов вошли физик Артур Вохмичевский – его разработки в области искусственного интеллекта были прорывом, и гениальный финский инженер Роберт Линдстрем.
Их совместный мозговой штурм, собственно, и породил идею реализации виртуального пространства, созданного на основе ДНК. Нам пришлось снова расширять штат и привлекать к участию в проекте специалистов из смежных областей.
– Студия «Феникс»? – спросил я. – Она существовала вообще?
Коршунов сделал неопределенный жест рукой.
– В некотором роде. Это был, скорее, личный бренд одной действительно талантливой дизайнерши, занимающейся продюсированием игр – Маргариты Биссесар. Она не совсем подходила под наши критерии, но её рекомендовал датчанин.
– Датчанин? – заинтересовалась Аська.
– Профессор Инвар Ханссон – его пригласил лично Краммер. Они вместе работали в области нейролингвистики.
– Кто еще был причастен к проекту? – спросил я.
Коршунов начал загибать пальцы.
– Вацлав, Агнесса, Вохмичевский, Краммер, Линдстрем, Биссесар, Ханссоны…
– Ханссоны?
– Их было двое, брат и сестра. Гертруда – врач по образованию, но занималась также наукой, исследованиями в области эндокринологии и иммунологии.
– Итого восемь, – вмешалась Аська. – Это все?
– Нет, последний участник проекта – нейропсихолог, Марк Фишер. Он подключился значительно позже, когда мы столкнулись с проблемой адаптации мозга к виртуальной реальности и поствиртуальных стрессовых расстройств у испытуемых.
– Значит, были и осложнения?
– Безусловно, – Коршунов пожал плечами. – Именно поэтому работа растянулась на год, хотя принципиальное техническое решение было уже готовым.
– Что же произошло потом? – я взял в руки обгоревшую папку.
– Осторожно, листы очень хрупкие! – предупредил Коршунов.
Бумага, действительно, крошилась под пальцами. Сохранившиеся фрагменты страниц были испещрены формулами, чертежами и рисунками.
На одной из них мне встретилась знакомая схема – цепь из девяти переплетенных колец с рунами внутри.
– Потом возникли… трения, – Коршунов нахмурился и побарабанил пальцами по столу. – Мы зафиксировали факт утечки информации по проекту, в связи с чем начали проводить расследование, неофициальное, конечно же. Пришлось усилить меры контроля. К сожалению, это привело к возникновению конфликтов внутри рабочей группы, и, как следствие – недоверия друг к другу. В свою очередь, это повлекло за собой формирование группировок, и, что гораздо хуже – искажение ими изначального проекта. К моему великому огорчению, мы совершили непростительную ошибку, упустив этот момент…
Коршунов помрачнел.
– Когда же мы обнаружили, что группа, фактически, готовит собственный проект под названием «ИМИР», то предприняли попытку вмешательства. Но не успели.
Генерал вздохнул. – Каким-то образом, группа оказалась предупреждена о готовящейся операции, и, очевидно, преодолев взаимные разногласия, решилась на отчаянный шаг, запустив процесс коллективной активации.