– Никогда я не мог подумать, что буду жалеть о красоте Анны. Если бы она не была такой привлекательной…
– Не обманывайтесь, Жоан. Анна – очень красивая женщина, но на самом деле истинный интерес Хуан Борджиа проявляет не к ней, а к вам.
– Ему что, теперь мужчины нравятся? – спросил Жоан с иронией.
– Дело не в сексуальных пристрастиях, Жоан. Речь идет о гордости, тщеславии. И вы прекрасно это понимаете.
Книготорговец замолчал, ожидая, когда Никколо снова заговорит. Он уже догадывался, о чем хочет сказать его друг.
– Он ненавидит вас, Жоан. Хуан Борджиа намного сильнее ненавидит вас, чем алкает близости с вашей супругой.
– Ему ничего не стоит сделать так, чтобы меня убили. Однако, несмотря на ваши опасения, он этого не совершил.
– Обстоятельства изменились. Он не хочет видеть вас мертвым, и меньше всего сейчас, когда вы превратились в героя. Он хочет, чтобы вы страдали, хочет унизить вас, использовав вашу жену… Хочет сделать вас рогоносцем.
– Но…
– Он всегда ненавидел вас, но сейчас ненависти его нет границ. Он думает, что вы не захотели встать под знамена его войска в войне против Орсини, которую он проиграл и которая заставила его пережить унижение. Однако вместе с испанцами вы стали героем покорения Остии. Он считает, что вы бросаете ему вызов, что вы его предали.
– И что мне теперь делать? – спросил Жоан возмущенно. – Идти к нему на поклон, ведя за руку жену, унижаться и просить его, чтобы он ею овладел? Это то, на что намекает мне Микель.
Никколо пожал плечами и посерьезнел. За все время их разговора его тонкие черты ни разу не озарились улыбкой, которая часто мелькала на его лице.
– Никогда! – вскричал Жоан, не ожидая ответа. – Слышите меня? Никогда этого не будет! Пусть лучше убьет меня.
– Жоан, вы не один, – мягко произнес флорентиец. – Подумайте о вашей семье.
Был полдень, и Жоан поехал на конный рынок на Кампо деи Фиори; он хотел поменять упряжь и оценить состояние зубов отличного чубарого жеребца, когда увидел бегущего к нему Никколо.
– Жоан! – крикнул он, задыхаясь. – Несколько человек в масках пытаются прорваться в лавку, они выгнали покупателей, заперли во внутреннем дворе работников мастерской и удерживают в доме синьору Анну.
– Хуан Борджиа! – вскричал Жоан и бросился бежать домой.
Добравшись до лавки, он увидел группу, состоявшую из покупателей, соседей и любопытных, толпившихся рядом. Трое одетых в черное людей, лица которых скрывали маски, охраняли вход с обнаженными шпагами. Один следил за привязанной к кольцам стены дома дюжине лошадей, а прочие не позволяли никому пройти. Было невозможно прорваться в дом, не получив ранения. Жоан молился, чтобы никто из этих людей не оказался Микелем Корельей.
– Никколо, вы окажете мне помощь вашей шпагой? – спросил Жоан, зная, что флорентиец хорошо управлялся с оружием.
– Вы можете полностью рассчитывать на меня и на моих соотечественников, запертых во дворе, но я безоружен.
Жоан в отчаянии огляделся; никто из любопытствующих не имел намерения бросить вызов этим людям, в которых все узнали испанцев из ватиканской гвардии, несмотря на маски, скрывавшие их лица. Он сказал себе, что если не найдет другого выхода, то в одиночку бросится на этих типов, хотя это будет равносильно самоубийству. Никто из обывателей не был вооружен. Может, кто-нибудь из соседей одолжил бы свою шпагу Никколо? И тут он услышал крики из лавки. Это кричала Анна. Времени не было!
– Внутри есть оружие, – сказал он в отчаянии. – Но нам не дают пройти. Ради бога, попросите у кого-нибудь шпагу! Я пойду туда.
– Подождите! – Никколо остановил его, схватив за руку. – Перед тем как выйти, я взял ключи в вашем кабинете.
Внутренний двор книжной лавки, в портике которого находилась часть переплетных мастерских и типография, расположенные там с целью наилучшим образом использовать дневной свет, напрямую сообщался с улицей Ларго деи Либраи, куда можно было выйти через заднюю дверь. Этот вход предназначался для въезда на лошадях, для разгрузки бумаги, кожи и прочих материалов, чтобы не проносить все эти товары через внутренние помещения лавки.
– Дайте мне их!
Здание было угловым, и Жоану удалось открыть заднюю дверь, выходящую на Ларго деи Либраи, так что люди в масках, сдерживавшие публику, их не заметили. Они не знали о существовании этого входа, который не был виден с того места, где они несли вахту. Жоан окинул взглядом всех своих домашних, находившихся в этот момент во дворе, – рабочих, подмастерьев, служанок, мать, сестру и племянников. После нескольких секунд тишины мать и мастера стали наперебой рассказывать ему то, о чем он уже знал. Окна, выходившие во двор, были защищены решетками, а двери заперты изнутри: через них невозможно было проникнуть в дом.