Войдя внутрь дома, они оказались в зале, в дальнем конце которого были видны две двери. В центре стоял стол, уставленный стаканами и бутылками с вином; две лампады освещали помещение. За столом сидели двое мужчин в темных одеждах и карнавальных полумасках. Слышался плач ребенка.
– Рамон! – вскрикнула Анна. – Я хочу видеть его!
– Для начала предатель должен позволить связать себя, – заявил один из типов, лицо которого было скрыто под маской, являвшей собой нечто вроде раскрашенного птичьего клюва, одновременно напоминавшего фаллический символ.
Жоану почудилось, что это голос оруженосца, тем не менее он ничего не сказал и протянул сжатые в кулаки руки для того, чтобы их связали. Однако человек предпочел привязать его к стулу. Когда он с удовлетворением оглядел завязанные им узлы, то открыл правую дверь: за ней было темно, но плач ребенка стал громче. Субъект взял малыша и протянул его Анне.
– Мама! – закричал мальчик.
Анна почувствовала безмерное облегчение; на мгновение ей показалось, что ее сердце, сжавшееся в груди, увеличилось в несколько раз. Она взяла сына на руки и тихонько заговорила с ним, чтобы успокоить. Лаская ребенка, Анна показала его Жоану. Похоже, что с мальчиком было все в порядке. Однако человек потребовал его назад, и Анна была вынуждена отдать ребенка, которого снова закрыли в темной комнате. Малыш опять заплакал, и Анна с трудом подавила рыдание.
– Подлецы, трусы! – крикнул Жоан.
Маска фаллической птицы приблизилась к нему. Рука медленно поднялась и тут же обрушилась на Жоана с пощечиной такой силы, что от удара пленник свалился вместе со стулом, к которому был привязан. Стул с грохотом упал, и Анна боялась теперь не только за сына, но и за мужа. Эти люди ненавидели Жоана и вполне могли убить его. Женщину охватила тревога; ей уже было все равно, что сделают с ней, – главное, чтобы они трое вырвались живыми из этого места.
– Подними его, – приказал тот, который до этого момента не открывал рта и наблюдал за происходящим, не поднимаясь со своего места. – Хочу видеть его лицо.
Человек скрывался под большой позолоченной полумаской, изображавшей солнце. Анна тут же узнала его по бороде и голосу: Хуан Борджиа. Тип в птичьей маске, демонстрируя недюжинную силу, поставил стул на ножки вместе с привязанным к нему Жоаном. Анна увидела, как струйка крови потекла из разбитой губы ее супруга. На его лице одновременно отражались ярость, растерянность, страх и бессилие. Тип, похожий на Хуана Борджиа, с довольной улыбкой разглядывал ее мужа. Потом посмотрел на нее и сказал, поднимаясь со стула:
– Госпожа, пришло ваше время. – И учтиво протянул ей руку, чтобы она оперлась на нее, но Анна, чувствуя комок в горле, оттолкнула ее. – Если вы хотите, чтобы все трое вышли живыми отсюда, я советую вам быть покладистой, синьора, – предупредил человек в маске солнца, не обратив внимания на ее жест. Он продолжал улыбаться и по-прежнему протягивал ей руку.
Она бросила взгляд на Жоана, привязанного к стулу и в бешенстве сжимавшего зубы. Он увидел тоску, страх и стыд в этих зеленых глазах, которые так любил. Слеза скатилась по щеке Анны. Она словно испрашивала у него разрешения, а он чувствовал себя так, как будто железная рука постепенно вырывала его внутренности. Он не мог принять то, что происходило, но и не мог ничего сделать. Они полностью находились во власти субъектов в масках: их жизни и жизнь маленького Рамона были поставлены на кон и эти нелюди могли сделать с ними все, что хотели. Жоан прикрыл глаза: он не хотел ничего больше видеть и с силой сжал кулаки и зубы, как будто, превозмогая боль, мог сделать так, чтобы это невыносимое видение исчезло.
Анна снова оттолкнула предложенную ей руку Хуана Борджиа. Тогда он схватил ее за предплечье и подтолкнул к двери второй комнаты. Одновременно был отчетливо слышен плач Рамона, запертого в соседнем помещении. Анна все еще сопротивлялась, понимая, что не должна была этого делать, но в конце концов сдалась, пытаясь сосредоточиться на молитве, чтобы потопить в ней свой стыд и задушить одолевавшие ее мысли. Одним ударом папский сын захлопнул за ними дверь, но она, тем не менее, осталась приоткрытой буквально на дюйм.