Выбрать главу

  Левая рука уже не слушалась девушку - сквозь раны кое-где виднелась кость, но внезапно Ира повернулась на живот, и используя только правую руку поползла к телу отца. Она знала, что он мертв и хотела умереть рядом с ним. Призраки взвыли от наслаждения и впились в неповрежденную пока спину.

  Струи тумана сгустились перед лицом девушки, обрели твердую форму. Перед девушкой лежал Меч. Внешне он полностью повторял тот, что показывал убивший отца колдун, но при этом очень сильно отличался. Она знала: этот - настоящий! Ира протянула руку вперед и схватила меч за рукоять. Движение далось ей с трудом, и девушка бессильно растянулась на холодном полу.

  Однако главное уже произошло. Касание к Синему Мечу пробудило в Ире нечто древнее, гораздо более сильное, чем человек. Она больше не владела телом, оно двигалось вне ее воли, но сознание заработало кристально чисто и очень быстро. Дотронувшаяся до меча рука перестала дрожать, по телу потекли потоки силы, ослаблявшие боль. Однако призраки не прекращали, и Ира понимала, что это всего лишь обезболивание.

  В дверь заколотили - крики девушки не остались незамеченными. В мозгу Иры мелькнула мысль: 'может, не надо?' тут же сменившаяся пониманием того, что ей не смогут помочь. Рука с мечом пошла вверх, на гранях синего острия заиграли радужные переливы. Красиво, подумала Ира. Меч мгновенно отек, как оплавившаяся свеча и превратился в длинный граненый кинжал.

  Ира подспудно догадывалась, что произойдет дальше. Она боялась этого, и одновременно жаждала всей душой - потому что ей очень хотелось наконец-то закончить эту муку, которая нет-нет да прорывалась даже сквозь созданную мечом преграду. Рука подвинулась левее, устанавливая острие кинжала напротив сердца. Ира закрыла глаза.

  На двинувшемся вниз острие заиграли блики. Кинжал окутался синим свечением и с легкостью пронзил грудную клетку девушки. Ира умерла почти сразу, с улыбкой облегчения. В следующий миг кинжал засветился и исчез в яркой вспышке.

Нилайх, Синий Домен Девятимечья.

Страддха, дорога неподалеку от деревни Лесной Яр.

  Небольшая, но бойкая кобылка ходко шла по увядающему лесу. Телега подпрыгивала на неровной дороге, опасно поскрипывая на каждом ухабе; то и дело приходилось направлять телегу в обход больших ям. Тем не менее, полностью избавиться от тряски не получалось и на каждый особо сильный удар из кузова телеги слышалось ответное недовольное постанывание.

  На разбросанной в кузове желтой соломе лежала женщина. На высоком лбу выступили капельки пота, лицо выражало раздражение и недовольство. Зарита носила ребенка под сердцем, и оттого стала без меры раздражительной и нервной.

  - Тише правь, не сено везешь! Это тебе побоку, хоть Тирану в пасть прыгай, а подумал бы, каково мне тутова трястись! - вновь напустилась Зарита на мужа, сидящего впереди. - Видать, не любишь ты меня совсем, так хоть ребенка бы пожалел!

  Ругалась Зарита зря. Лесной Яр находился в дикой глуши, и нормальных дорог к нему просто не существовало - только вытоптанное редкими путниками направление. Ближе к муниципиям дорогами занималась специальная служба; их выравнивали, выкладывали камнем. А Лесной Яр, с его двумя сотнями человек интересовал мало кого. Вот и приходилось трястись. Благо хоть, до деревни оставалось совсем немного, минут двадцать.

  - Сама виновата! Дернул же тебя Тиран в город ехать! Сдались тебе эти тряпки, без них бы не прожила. Или я тебе не говорил, чтобы дома оставалась, побереглась? Так нет же - поеду, нужно отрез ткани купить, посуду новую... Терпи теперь!

  Рикан, муж Зариты, терпеть не мог не владеть ситуацией. Характер мужик имел жесткий и предпочитал контролировать все вокруг. Но вместе с тем - жену любил до беспамятства, и ради нее мог пойти на что угодно. Тем больше его раздражала сложившаяся ситуация - хоть и хотелось ему помочь Зарите, избавить ее от неудобств, но сделать это он не мог. Удивительно, но забота о жене в результате превращалась в недовольное ворчание - накопленное за поездку раздражение время от времени вырывалось на свободу, и Рикан то и дело со злостью ругался на все, что попадалось ему под горячую руку: на левое колесо, которое давно уже стоило перепрессовать, на ветки, то и дело лезущие в глаза и даже на саму Зариту.