Дни в ожидании тянулись мучительно долго, и Крис начал сомневаться в словах Восьмой Матери. Потом додумался до того, что Кай мог ещё в глубоком сне осознать, что Крионы больше нет. Вот тогда Крису стало по-настоящему страшно.
“Я знаю, что чувствуют те, кто теряет близких. Я знаю, что чувствует мать, когда теряет дитя. Но я понятия не имею, что чувствует тот, кто теряет весь свой мир”.
Крис тоже не знал. Он пытался представить, что почувствовал бы, если бы его родная планета перестала существовать. Наверное, ничего. Родные давно махнули на него рукой, когда он наперекор всем пошёл служить и заключил контракт. Но у него и выбора не было, потому что в родном мире места себе он не находил. Душа не лежала к промышленным сферам. Он и учился плохо в этом направлении, а семья требовала от него невозможного и соблюдения семейных традиций.
Крис помнил, как несколько раз сбегал из дома. Ему стукнуло девять, когда он ушёл впервые. Ушёл так просто — без вещей, в чём был, зимой. Его вернули родным спустя два дня — замёрзшего и простывшего. В двенадцать он пытался сбежать в цирковом обозе в фургоне с лошадьми. Нашли его спустя неделю и снова вернули. В пятнадцать Крис пробрался на шаттл, но его нашёл механик и сдал портовой полиции. В семнадцать Крис попытался снова, даже прошёл таможню, но на контрольном смотре у ближайшей из Лун его обнаружили и снова вернули.
Уйти получилось только в армию после учёбы. Именно тогда Крис пообещал родным, что ноги его больше не будет на планете, застроенной заводами. Он там даже дышать не мог. Вечно затянутое сизой пеленой небо, разлитый в воздухе запах гари, бесцветная трава и маркие клубы пыли. Монохромный мир, из которого Крис мечтал удрать всю жизнь. Если бы этого мира не стало, Крис не расстроился бы. Совсем. Так было бы даже лучше.
Только вряд ли Кай вот так думал о собственном мире.
***
Поскольку Каю полагалось проснуться, Крис не отходил от дома далеко. Он постоянно сверял сроки и с каждым днём волновался всё больше. По его подсчётам, Кай уже спал дольше на четыре дня.
Утром Крис прикоснулся к прохладной щеке, потом перенёс Кая в кресло, перетряхнул простыни, усыпав пол мелкими чешуйками, перестелил и снова закутал Кая в одеяло. Долго держал в ладони холодные пальцы, отогревал, а потом прикасался губами. Чувствовал шершавость из-за отслаивающихся пластинок. Запах Кая был едва уловимым, словно призрачный намёк.
После завтрака Крис выбрался из дома и взялся за заготовку дров. Зима на носу не маячила, но всё равно пришла бы, а камин сам по себе топиться не стал бы.
За час Крис втянулся в монотонную работу. Механически ставил полено на сруб и с размаха опускал топор, раскалывая дерево. Полешки в заготовленной кем-то куче оказались небольшими, так что Крису хватало одного удара на каждое, чтобы развалить пополам и бросить по правую руку.
Наклониться влево, поднять полешко, поставить, ударить топором, скинуть вправо — алгоритм, который заучился наизусть быстро. Точнее, быстро вспомнился. Пару лет назад Крис командовал отрядом на Бауэр, где зима длилась две трети года. Тогда он впервые взял в руки топор и едва не попрощался с ногой. Теперь вот обретённый навык пригодился.
Правда, к полудню Крис мог похвастать истёртой в кровь ладонью. Кожа сначала вспузырилась, после — лопнула, но Крис не остановился. Под лохмотьями кожи ладонь стала чересчур чувствительной. Когда он сжимал рукоять, то, казалось, ощущал поверхность оголёнными нервами напрямую. До колкой боли. Ну и пусть. Боль позволяла отвлечься, заставляла сосредоточиться на ней, чтобы перетерпеть, выдержать и ударить с силой и точностью.
Крис подхватил очередное полешко, поставил ровно и занёс топор. Ударить не успел — услышал приглушённый шум в доме. На раздумья и догадки не оставил себе ни секунды: бросил топор, полешко и кинулся к веранде. Дорогу к спальне запомнил плохо. Зато вцепился пальцами в косяк, чтобы не упасть.
Кай выглядел как человек, застрявший между сном и явью. Наверное, пытался встать с кровати, поэтому своротил светильник и сам свалился на осколки — ноги не слушались. Эти самые ноги были до сих пор замотаны в одеяло, а вот руки оказались по локоть в крови, хлеставшей из глубоких порезов. И Кай задыхался. Узловатые пальцы хватались за рассыпанные по полу осколки, крови становилось всё больше…
Крис заставил себя отмереть и кинуться к кровати. С силой выдернул из-под Кая половик с осколками, отшвырнул подальше, рухнул на колени и поймал изрезанные руки. Осмотрел и даже провёл пальцами, убедился, что раны чистые, а после притянул Кая к себе.
— Дыши, сердце, дыши… — Он прижал к губам Кая ладонь на пять секунд, потом убрал, позволив сделать выдох, снова прижал и после убрал. Помогал выровнять дыхание и пытливо вглядывался в ошеломлённое лицо.
— Крис?.. Разве ты не… — Крис едва смог понять слова, погладил Кая по голове и торопливо спросил насчёт еды. Разумеется, Кай был голодный.
Крис осторожно устроил Кая на кровати и помчался за соком. Выбрал яблочный и кинулся обратно. Кай всё так же сидел на кровати и разглядывал изрезанные ладони. Неловко взял стакан и жадно припал к нему. Три секунды — и Крис снова наполнил стакан, но поднести к губам не позволил.
— А точно можно? Ты ведь долго не ел.
Кай помотал головой, сбросил с запястья его пальцы и прикончил второй стакан. Голодным взглядом смерил ёмкость с соком, поглазел на пустой стакан, но всё же отставил его на стол у кровати. Тыльной стороной ладони стёр капли с подбородка и облизнулся.
— Надо тебя перевязать. — Крис на миг сжал в ладони пальцы Кая и шагнул к ванной за аптечкой. Только шагнул, потому что за спиной прозвучало напряжённо-звенящее:
— Крис?
Он стремительно обернулся, чтобы подхватить едва не свалившегося опять Кая. Похолодел под полным недоверия взглядом и отчётливо почувствовал дрожь исхудавшего тела. Кай снова задохнулся. Не мог дышать. От боли. Вцепился в предплечья Криса пальцами, вцепился с силой. И Крис легко читал вопрос, смешанный с недоверием, в тёмных глазах.
— Где… где… Где?!
Он с трудом высвободил руки, притянул Кая к себе и крепко обнял. Красивых оправданий не искал — боялся смотреть Каю в глаза. Не хотел видеть постепенно проступающие понимание и осознание. И прижал Кая к себе плотнее, едва тот попытался отстраниться.
— Отпусти меня!.. Я не слышу… Не чувствую… не слышу… Пусти! Где… Почему я не слышу никого?.. Почему…
Кай уже яростно выдирался из объятий, но Крис не отпускал — держал крепко. И так же крепко зажмурился. Чтобы было легче пережить и выдержать удары.
— Я ничего не чувствую, — почти выл с отчаянием в голосе Кай в его руках, а после хрипло выдыхал что-то на своём языке и снова рвался прочь.
До меткого удара в челюсть.
Они отлетели друг от друга в разные стороны. Крис ещё и затылком неслабо приложился о половицы. Перед глазами сразу вспыхнули звёзды, а на языке стало солоно от крови — язык прикусил. Подбородок медленно наливался тягучей, как патока, болью.
Крис нашёл в себе силы приподняться и посмотреть на Кая. Тот лежал у кровати, прижав окровавленные ладони к лицу, и почти беззвучно повторял, как мантру, два слова. Крису хватило познаний, чтобы понять их смысл — Восьмая Мать.
Он подполз к Каю, помотал головой, изгоняя тени звёздочек, подхватил и привлёк к себе. Молчал и пальцами перебирал тёмные волосы. Лихорадочно пытался найти такие слова, которые помогли бы. Искал и не находил, и продолжал молчать.
Потом в ванной под безучастным взглядом Кая возился с царапинами и бинтами, а ещё позднее обречённо стоял у кровати со стаканом сока в руках. Кай отвернулся и натянул одеяло на голову. Хотел побыть один. Но он и так остался один. В полном смысле слова. Единственный такой.
Крис поколебался немного, но всё же поставил стакан на стол и забрался к Каю под одеяло.
— Уйди, — глухо и зло.