– Верно… Когда на воле есть надежда – сидится дольше, но спокойно.
– Вот, ты же знаешь… К чему такие вопросы? – кроме подъезда хорошо был различим небольшой мостик через речку: если там появятся машины, в запасе остается добрых пять-семь минут…
– Да, генеральша, – после паузы заговорил тесть. – И вот так, за красивые глаза женился?
– Не только за глаза…
– Надо понимать, брак фиктивный?
– С чего ты взял? Она давно мне нравилась…
– Значит, ты у Юрки Томилу отбил? Так получается!
Мавр подошел к верстаку: под стружками лежал недоделанный деревянный протез в форме человеческой ноги – даже пальцы и ногти на них вырезаны с любовью…
Этакая рукодельная зековская работа, но со вкусом и без пошлости.
– Сам подумай, Василий Егорыч. Ну как может старик отбить жену у молодого парня? А мне тогда под восемьдесят было!
Он молчал минуты две, возможно, ругал себя за ворчливость и недоверие, и одновременно продолжал буравить его взглядом.
– Так ты с ней жить собираешься?
– Сначала дождусь из тюрьмы… Слушай, дорогой тесть, давай все детали обсудим по дороге. Сядем в автобус и попылим малой скоростью…
Тот не слушал.
– А если помрешь?
– Во-первых, мне намерено впереди еще сорок пять…
– Хорошо ты себе намерил…
– Это не я – судьба такая… И Томиле еще столько же выпадает. Проживем счастливо и умрем в один день.
– Генерал, в звездах и орденах, а как пацан…
– Вот, а ты говоришь – старик!.. Во-вторых, если умру, жене моей законной я отписал каменный дом на берегу моря, с садом и виноградником, винный погреб с семнадцатью бочками, и в пяти из них – коньяк на выдержке, еще не распечатывал. А еще созревшего разлито в триста сорок две бутылки, пьется лучше, чем Двин.
– Богатый жених…
– Муж! – Мавр постучал пальцем по карману, где лежало свидетельство.
– У тебя что, никого своих нет? Детей?
– Сын рано умер, в пятьдесят девять. Инфаркт…
– Понятно… А ты где служил-то, зятек? – вдруг спросил он. – В каких войсках?
– Во всяких, папа, – отмахнулся Мавр. – Мемуары потом, а сейчас есть к тебе разговор, Василий Егорыч. Скажем так, согласованный с То-милой.
– Ну и что говорит она?
– А чтоб ты сегодня же собрался и поехал домой, в Крым.
– Это как – домой?
– Не оставлю же я тестя в этом бараке?
– Нет, я никуда не поеду, – он помотал головой и потупился. – На свидания буду ходить к Томилке… Черт те куда ехать – в Крым!
– Это же не в Нарым, Василий Егорыч!
– Я и не был там никогда!
– Вот и побудешь…
– Зачем я тебе сдался? Одноногий старик!.. Нет!
– Конечно, ты не подарок, но куда деваться? Не бойся, я тебе работу дам, не в нахлебники пойдешь.
– Какую работу? – спрятал глаза под бровями.
– По специальности!.. Кстати, ногу-то на фронте потерял?
– Тебе какое дело? Где бы ни потерял – новая не вырастет.
Мавр достал письмо, протянул тестю и стал глядеть в окно.
– Читай. И собирайся! Через три часа поезд, а у нас и билетов нема, и как автобус ходит – не знаю.
На мостике было пусто: к лесозаводу шла хозяйственная гравийка и другим путем сюда не попасть…
Василий Егорович долго смотрел в письмо – то ли перечитывал, то ли думал; глаза его как бы вышли из-за прикрытия бровей и нависающих бровных дуг, чуть потеплели.
– У меня тоже вот… Одна-единственная дочка. Женился поздно, почти в сорок…
– Ладно, тесть! Это на потом. Сейчас собирайся!
– А ты на меня не покрикивай! – вдруг взъерепенился он. – Гляди-ка, генерал, командует тут!.. Мне еще протез обуть надо, культю подогнать, облегчить… Вещи собрать!
– Возьми самое дорогое и едем, – мягче сказал Мавр. – У меня плохие предчувствия, поезд без нас – ту-ту… Фотографии, документы… Даже белья не надо. Ну, конечно, инструменты…
– У меня вон два полушубка, валенки, штаны ватные – что, брошу?!
– Зачем тебе в Крыму полушубки?
Он неожиданно засмеялся:
– Томилка пишет, ты можешь похлопотать, чтоб срок скостили? Ты что, и правда можешь?
– Погоди, дед. доберемся до Москвы, похлопочем…
– Какой я тебе дед? – обиделся Василий Егорович. – Да я моложе тебя! Дед… Слушай, а пенсия? Я по старости получаю, все-таки сто десять тысяч…
Бутылка водки стоила уже тридцать. Мавр стал собирать инструменты со стены, а тесть вдруг подпрыгал к окну и, согнув шею, выглянул из-за косяка…
– Атас! Облава!
Ни на улице, ни за изгородью на проселке никого не было, да и мостик с изгибом дороги оказался пустым, но население жилой зоны, эти серые, одинаковые люди буквально летели в сторону промышленной, словно птичья стая, одновременно меняя направление и организованно покидая насиженное место. Бесшумная эта тревога в единый миг всколыхнула все бараки, и уже внизу слышался топот и стук дверей; откуда-то взялись дети – около десятка разного возраста, табун цыганок в пестрых одеждах и даже существо с грудным младенцем на руках. Прошло минуты полторы, и все кончилось, территория зоны была пуста, и лишь следы по свежему снегу, в том числе и босых ног, остались, как строчки письма на чистом листе.
И тот же час на улице показались две машины: милицейский «уазик» и белая «неотложка». Они вывернулись из-за крайнего барака и на полном ходу помчались к двухэтажке.
– Что-то не похоже на облаву, – сказал тесть, не сводя взгляда с Мавра. – Они сначала оцепление ставят, а эти…
– За мной приехали, – спокойно обронил тот, глядя, как из машины вылетают двое с автоматами и в масках, и двое – в гражданском. – Говорил, надо быстрее…
Глаза Василия Егоровича снова спрятались под брови – смерил генерала с головы до ног.