– Но я сюда никак не помещусь… я же все-таки не цирковой акробат…
– Захочешь выбраться – поместишься! Леха сюда запросто помещался, а ты вроде ненамного его крупнее.
Звонарев согнулся в три погибели, влез головой вперед внутрь тележки, туда, где прежде стояли разноцветные коробки и флаконы из арсенала уборщицы.
– Ну вот, почти влез! – ободрила его Зухра. – Давай еще руки-ноги прибери…
Действительно, руки и ноги Михаила торчали из тележки, как клешни рака-отшельника из слишком тесной раковины.
Звонарев попытался втянуть их внутрь, но ничего не получалось.
– Сейчас, я помогу…
Зухра с неожиданной силой нажала на руки Звонарева, и они, едва не сломавшись, влезли в злополучную тележку. Затем то же самое проделала она с его ногами.
Звонареву показалось, что жестокая уборщица переломала все его конечности, но он молчал.
А Зухра завесила тележку каким-то белым полотнищем и выкатила ее в коридор.
В коридоре царила суета.
Взад и вперед сновали какие-то озабоченные люди, которых Звонарев не мог видеть из своего укрытия, и обменивались озабоченными репликами:
– Да не мог он далеко уйти! Мимо дежурного он не проходил, так что должен быть где-то здесь…
У Михаила сердце замерло и покатилось в левую пятку.
Зухра невозмутимо проследовала мимо озабоченных полицейских, катя перед собой тележку.
Таким манером она прошла по коридору, спустилась на лифте на первый этаж и подкатила тележку к выходу. Сердце у Михаила опомнилось и вернулось к своему прямому делу: перекачивать кровь.
На выходе в этот день дежурил немолодой полицейский, старший сержант Кукушкин. На посту ему было скучно, и по этой причине он охотно шутил с проходящими мимо сослуживцами, особенно если это были женщины. Правда, шутки у него были однообразные и, как правило, не очень смешные.
Так вот, увидев уборщицу Зухру, которая катила перед собой тележку с моющими средствами, он сурово наморщил лоб и проговорил с наигранной строгостью:
– Ты куда это везешь государственную собственность? Небось, домой к себе, для личного потребления? Или вообще, на Кузнечный рынок, на продажу?
– Ты зачем так говоришь, дяденька? – обиженным тоном ответила Зухра. – Меня начальник, сам товарищ подполковник, попросил свою машину помыть.
– Ах, товарищ подполковник… ну, тогда вези, у меня возражений не имеется. Да и вообще, я шучу, меня это не касается… вези свои причиндалы куда хочешь…
Зухра с видом оскорбленного достоинства прокатила тележку мимо дежурного, выкатила на улицу и свернула за угол.
Убедившись, что вокруг никого нет, она проговорила:
– Ну, вылезай! Конечная остановка, поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны!
Звонарев попытался выбраться из тележки, но быстро понял, что без посторонней помощи у него ничего не выйдет. Он был утрамбован, как мороженая курица в коробке. Хуже того – как варено-мороженая креветка.
Зухра услышала его жалобный стон и пришла на помощь. Она по очереди извлекла из тележки его конечности, расправила их и поставила несчастного Звонарева на ноги.
– Ну, идти-то можешь?
Звонарев по-прежнему чувствовал себя беспомощным, как мороженая полупотрошеная курица. Однако нужно было куда-то идти. Он растер онемевшие ноги и руки и медленно, неуверенно двинулся в сторону тихого переулка, подальше от отделения полиции.
– Дальше уж ты сам! – напутствовала его Зухра.
Звонарев плелся на подгибающихся ногах и думал – куда теперь податься.
Мимо проехала полицейская машина, и от испуга он едва не бросился бежать. Но вовремя опомнился – еще не хватало так глупо попасться. Вроде бы сбежал оттуда, спасибо Лехе Сургучу, так теперь не нужно делать глупостей.
Надо же, еще утром он был нормальным человеком, а теперь… теперь жалкая личность в розыске. Но неужели Алена… что же случилось, в его машине нашли ее… он даже в мыслях не мог представить это слово… «труп». Боже!
Когда он утром выходил из дома, то даже не вспомнил про машину, поскольку двадцатое отделение полиции было близко, пешком десять минут дойти. Но с другой стороны, уж это-то они точно определят, что машина – это его «Тойота»!
Но как машина оказалась там… он даже не знает, где ее нашли. В конце концов, у него же алиби, он как вернулся вчера с работы, так весь вечер и ночь был дома!
Ага, тут же зазвучал у него в голове ехидный голос, а кто это твое алиби подтвердит? Дома-то ты был один!
Этот голос, точнее манера, отчего-то была очень похожа на манеру его жены. Бывшей жены Лидии, когда она выговаривала ему за что-то. А выговаривала она ему часто, то есть ему тогда так казалось. У них в компании все было с шуточками да с усмешечками.