Но это потом я поняла, а тогда мне все нравилось.
А уж когда Пашка родился, то вообще ни до чего стало. Бабушка болела, никак не могла помочь, мама работала… в общем, пришлось в академку уйти, а потом в новой группе тоже друзей не завела, потому что вечно домой неслась. То ребенок болеет, то еще что…
– Трудное время было… – согласилась Надежда, – няню тогда никто для детей не нанимал.
– Да уж… Михаил, конечно, мне помогал, но он все время подрабатывал, денег-то не хватало. Но выправились как-то, сын подрос, второго я не то чтобы не хотела, но… так просто не получалось, а что-то специально делать Миша не хотел. Есть, говорит, один – и ладно, закроем эту тему. Ну и закрыли.
Годы идут, сын уже в институт поступил, мы живем вроде бы неплохо. Сорок лет Михаилу отметили, и друзья школьные на первом месте. Были конечно, родственники, коллеги его по работе, но одноклассники, с кем дружили, все тут.
А дружили мы все парами, как поженились, да еще при нас был Ленька Голиков, который три раза развелся, да Светка Ломакина, которая вообще замуж не вышла.
Вот так восемь человек больше двадцати лет и дружили. Поначалу еще кто-то был, но потом отсеялся. Одна одноклассница замуж вышла и уехала далеко, из парней – один умер, другой спился и тоже умер, осталось нас восемь. Все праздники вместе, и дни рождения опять же, в выходные летом на дачах у всех по очереди… ну, ты знаешь, рассказ такой был, «Свой круг» называется… так это про нас.
И привыкли друг к другу, все свои, как будто родные братья-сестры. Семья, в общем. Дети дружат, общаются, вот они уж точно как родственники.
Надежда еле заметно вздохнула. Ой, конца-краю этой прелюдии не будет, а еще ведь и до развода Лида не дошла.
– Ты не бойся, Надя, вот уже конец близко, – сказала Лида, и Надежде стало стыдно.
В конце концов, может она и послушать, раз у человека наболело. Ей не трудно. Все-таки не посторонний Лида человек, общались они в институте.
– После сорокалетия прошло года два, может чуть больше, я как раз вернулась с очередного показа. Далеко в области дом продавали, пришлось туда с ночевкой ехать. Хозяин умер, я покупателей с трудом нашла, поехали на их машине… по дороге она сломалась…
В общем, все выходные я там проторчала, приезжаю, смотрю – Михаил чемодан собирает. Ты, спрашиваю, куда это намылился? В командировку, что ли? Так зачем такой чемодан большой берешь?
Затем, он отвечает, что уходит от меня.
Я так и села в коридоре на пуфик. Что еще за новости? А никаких новостей, он говорит, я все решил, так что и обсуждать ничего не намерен. Давай, говорит, разойдемся по-хорошему, без взаимных упреков, квартиру снял, мне все оставляет.
А Пашка у нас к тому времени уже отдельно жил, ему моя мама квартиру оставила, она рано умерла.
Как это, спрашиваю, не обсуждать? Ты, говорю, это серьезно? Мы больше двадцати лет вместе прожили, и ты вот так вдруг ни с того ни с сего уходишь?
– Ну и ну! – не выдержала Надежда.
– Ага, а главное, я и приехала-то уже на взводе. Покупатель – форменный козел, жена его – стерва, всю дорогу шипела, машина у них – развалюха, спали у бабки какой-то на сеновале, ни помыться там, туалет во дворе, я грязная, как чушка, голодная, да еще такие пенки муж мне выдает! Нашел время!
Разоралась я, конечно, дала себе волю. Потом опомнилась, взяла себя в руки – ну, не могу понять, что с ним случилось. Хорошо ведь жили, друзья все старые, хорошие, все время вместе…
Как сказала это – тут его и прорвало. Сказал, что друзья эти все ему осточертели хуже горькой редьки, что он уже смотреть ни на кого из них не может, что каждую встречу ждет с зубовным скрежетом, потому что заранее точно знает, что там будет. Ленька Голиков будет со вкусом рассказывать, как все бабы от него падают, Митька Шишкин обязательно напьется, Светка Ломакина втянет всех в какой-нибудь спор вроде бы серьезный, а сама дура-дурой, Ивановы обязательно поругаются, в общем, все как всегда будет.
И раньше так было, он заранее знает, что каждый скажет и сделает. Сказал, что его уже тошнит от этих встреч, что достало его все, причем давно. И что он в кругу друзей этих чувствует себя так, будто все еще в школе учится, как будто жизни у него не было с тех пор, как он школу закончил.
– Все ясно, – вставила Надежда, – это у него кризис среднего возраста наступил.
– Ага, только мне-то тогда не до кризиса было! Послушала я его речь страстную и поняла, что меня он тоже относит к тем самым друзьям, что я тоже ему надоела хуже той самой редьки.
Сопоставила кое-что в голове, и дошло до меня, что все это из-за того, что он другую бабу нашел. Я и говорю ему: что если уходишь к другой, то так и скажи, нечего тут разглагольствовать. Друзья ему школьные надоели, а я-то при чем? Это и его друзья тоже, не нравятся – не ходил бы!