Завидев это, толпа смолкла...
Как только он довёл ладонь до рукояти клинка, то поднял его вверх, и, резким движением взявшись за рукоять обеими руками, воткнул его в постамент.
Все замерли в ожидании...
Спустя несколько секунд он снял с рукояти клинок ладони и посмотрел на правителя.
– Тот, кто сможет вытащить его – тот и будет владеть им, – хрипло промолвил старик.
Сказав это, пророк развернулся и отошёл в край зала.
Тишину прервал король.
– Ну что же, приступайте. В порядке очереди, – призвал он претендентов.
Люди подходили один за другим: кто-то – просто потянув клинок вверх и поняв, что не получается выдернуть клинок, уходил; кто-то – даже ноги ставил на пьедестал, упираясь и пытаясь вытянуть его...
Прошла уже как минимум сотня людей, но клинок даже не шелохнулся.
Толпа снова загудела, не понимая, как такое возможно...
А очередной воин после неудачной попытки даже сказал королю:
– Да это – вообще нереально, вы вообще представляете, Ваше Величество, как можно вытащить клинок из камня? По-моему, на это нет ни малейшего шанса.
Толпа его естественно поддержала.
– Верно, это невозможно! Ради чего мы проделали весь этот путь? – раздавались крики.
Вдруг страж – тот, что вчера общался с пророком – громко возразил:
– Получается, что пожилому мужчине оказалось под силу так глубоко вонзить клинок в постамент, а сильным молодым воинам с мускулистым телом вытащить его невозможно! Так получается?
Толпа снова загудела, но в её выкриках стали слышаться уже другие нотки.
– Слабаки! Разве это воины? – теперь уже кричали люди.
И тут кто-то из толпы выкрикнул:
– А это случайно не племянник того слабого Архимага, который опозорился, сражаясь с Алым Мечником? Стоит ли его вообще слушать?
Ему тут же возразили:
– Кем бы он ни был, но он дело говорит. Конечно, вынуть меч из камня – задача не из простых, но и вонзить его туда – тоже непростая задача, такая явно не для пожилого человека.
Король поднял руку, призывая всех к тишине, и сказал:
– Тихо! У нас нет времени на пустую болтовню. Подходите и пробуйте! Кто следующий?
С каждой новой попыткой люди всё менее охотно подходили к клинку.
Вдруг к стражнику подошёл пророк и спросил:
– Не попробуешь?
Страж посмотрел на старика, опустил голову и ответил:
– Я осмыслил сказанные вами мне вчера слова. Вы правы, я не должен быть ведомым ненавистью.
– Тогда подойди к постаменту и объясни всё это клинку.
Страж недоумевающе переспросил:
– Объяснить клинку?
Пророка развеселила такая реакция, и он пояснил удивлённому стражу:
– Именно ему, только не вслух.
– Как это?
– Когда возьмёшься за рукоять – перед тем, как попытаешься вытащить клинок – подумай об этом, расскажи клинку мысленно всё то, что ты чувствуешь.
Страж, весь в сомнениях, медленно проведя взглядом по полу, посмотрел на клинок.
– Хорошо.
Стражник, который выглядел на фоне окружавших его воинов белой вороной, подошёл к клинку. Он взялся за рукоять предельно мягко, практически не сжимая её синюю поверхность. Его терзали сомнения в том, что клинок его услышит, но решимость всё же победила.
Закрыв глаза, он мысленно обратился к клинку: «Знаешь, что я больше всего ненавижу в этом мире? Я скажу тебе – Алого Мечника. Он сломал жизнь моей семье, моему роду! Всё вокруг, что так долго строилось моей семьёй, рухнуло за мгновенье! Я ненавижу его!», – говорил страж про себя, даже не надеясь на какой-либо ответ.
И вдруг в его голове прозвучал милый женский голосок, но он явно нёс в себе осуждение: «И что же ты намерен делать?».
Факт того, что ему ответили, ошеломил стражника, и он прокричал на весь зал:
– Ты меня слышишь?
Не поняв поведения стража, толпа загудела, но пророк знал, что всё это значило, да и король всё видел, от чего стал более внимательно относиться к происходящему.
После короткой паузы клинок ответил на столь глупый вопрос, прервав оглядывания стража по сторонам: «Нет, не слышу...».
Этот ответ сбил мужчину с толку: «Не слышишь? А это что? Шутка такая?».
«Рада, что оценил!», – прозвучало у него в голове.
Страж вновь закрыл глаза, и на его лице проступила серьёзность: «Что, говоришь, я намерен делать? Я скажу. Я ненавижу Алого Мечника, он причинил много боли моим родным. И поэтому я не могу дать ему сделать подобное с кем-то ещё, зная, как это больно!»