Вали по-настоящему старался.
— Не растрать все силы на берегу, — посоветовал ему какой-то старик, но Вали только мысленно улыбнулся в ответ.
Он видел себя со стороны: мальчишка, который пытается выказать себя в работе настоящим мужчиной, но все равно боится предстоящего испытания битвой. Однако это осознание нисколько не умаляло его восторга от происходящего.
Утренний холодок пронизывал до костей, синева моря слепила глаза, а крики чаек эхом отдавались в голове. Адисла тоже была здесь, и на этот раз ему не пришлось срывать поцелуй силой.
Она приколола к его плащу букетик яркой буквицы.
— Этот цветок спасает от любого зла, — пояснила Адисла, — и поможет тебе остаться в живых.
— Но у меня же есть щит, — заметил он.
— Это лучше.
— Адисла…
— Что, Вали?
— Я…
Она прижала палец к его губам.
— Не надо об этом, — сказала она.
— Почему?
— Это к несчастью. Если боги вдруг узнают, что ты чем-то сильно дорожишь, то непременно отнимут. Просто возвращайся ко мне. Тебе не нужно объяснять, что ты чувствуешь.
Конунг Двоебород заметил, что они беседуют наедине, но не подал виду. Его шестилетняя дочь Рагна стояла рядом с ним, держа в руках прялку. Вали поглядел на Двоеборода, затем снова на Адислу.
— Он надеется, что меня убьют, — сказал Вали.
— Но без его участия, — отозвалась Адисла. — Он хотел бы, чтобы Аудун отправил к нему другого наследника. Более сильного, мужественного, грубого и неотесанного.
— Что ж, понадеемся, что я останусь в живых и он здорово огорчится.
— Если ты погибнешь, то окажешься в пиршественном зале Одина, будешь вечно пить вместе с другими героями.
Вали закатил глаза.
— И вечно слушать, как мужики вроде Браги похваляются своими кровавыми подвигами? Да еще и все время пить? Никаких сил не хватит.
— Не кощунствуй, — проговорила она, смеясь.
— Да кому какое дело? Боги нас боятся, так говорит мой отец.
— Все боятся твоего отца, — сказала Адисла.
— Нет, ты подумай! Сижу я вечно пьяный, да еще отец сверкает на меня глазами с другого края стола! Лучше я умру смертью труса, лишь бы остаться с тобой.
Адисла зарделась.
— Нечего распускать нюни, если даже боишься, — заявила она. — Я буду твоей валькирией, буду звать тебя на битву! Тебя ждет слава, дорогой мой! Вернись с победой или не возвращайся вовсе!
Она заговорила, словно благородная дама, и притворилась, будто промокает платочком глаза, как это обычно делают такие дамы, провожая мужей на войну. Вали слишком хорошо ее знал и понимал, что ее веселость наиграна. Он улыбнулся и погладил Адислу по голове. Слезы навернулись ей на глаза, но он сделал вид, будто не заметил.
Вали развернулся лицом к кораблю, шумно шагнул в воду, держа на плече сундучок, на котором будет сидеть во время пути. Он закинул свою поклажу на борт, затем вскарабкался сам и снова поднял сундук. Спотыкаясь о весла и балласт, он двинулся к своему месту, стараясь выглядеть спокойным, стараясь показать, будто прекрасно знает, что ему делать. На борту не оказалось ни одного знакомого, ни одного человека, с кем он хотя бы раз встречался.
Вали занял свое место на борту драккара, маневренного и изящного военного корабля, статус которого обозначала резная медвежья голова на носу. Рядом покачивались два круглобоких кнарра, торговых корабля, — пустые, они сидели на воде гораздо выше. Эти корабли предназначались для награбленного добра. На них были крестьяне, которых Вали знал. Он слегка разволновался. Обычно в битве своих от врагов отличали просто: своих знали в лицо. А среди чужаков, да еще и в разгар побоища, его запросто могут спутать с противником.
Идя вдоль борта, Вали озирался по сторонам, чтобы хотя бы самому запомнить лица людей, с которыми предстоит сражаться бок о бок. Все воины, сидевшие на веслах, были огромные, с нечесаными волосами и всклокоченными бородами, в грязной, запятнанной одежде. У некоторых было столько татуировок, что кожа казалась синей. Вали поглядел на новых товарищей и решил, что на всякий случай не стоит толкать их, пробираясь к своему веслу. Воины что-то бормотали. Вали не понял, обращаются ли они к нему, друг к другу или просто погружены в размышления. Они невнятно бубнили себе под нос, и Вали не сразу разобрал обрывки фраз. А когда разобрал, сразу пожалел об этом.
— Девчонка… боится… Смерть трусам! Я бью-убиваю, дерьмо с потрохами! Сразу ясно, кто бывал в битве. Всех убью, один останусь! Выжечь землю, выжечь землю!
Вали заглянул в их глаза. Они смотрели куда-то в пустоту, покрасневшие, словно эти люди не спали много ночей подряд, вглядываясь в даль. Некоторые из воинов были в звериных шкурах, которыми покрывали головы или все тело, некоторые сидели почти голые, несмотря на утренний холод. Вали предпочел бы оказаться подальше от них.