— Сейчас речь идет не об этом.
— Тогда о чем?
— Я хочу, чтобы ты освободил меня от необходимости жениться на твоей дочери. Я не тот сын, которого ты хочешь, и ригиры заслуживают лучшего правителя, чем я.
Двоебород засопел.
— Вот в этом, сынок, ты совершенно прав.
Сердце Вали дрогнуло.
Конунг поднес ко рту конец бороды и слизнул с нее похлебку. Он вроде бы на минуту задумался.
— Но забудь. Если я освобожу тебя от слова, возникнет много вопросов, половина конунгов с побережья решит, что я собираюсь воевать с Аудуном. И, что хуже всего, он сам может подумать так же. Уж он-то любит помахать мечом. Верно, парни?
Дружинники снова подтвердили слова правителя.
— Мой отец не сочтет себя оскорбленным, кроме того, он не брал в руки меч уже десять лет. — Хотя Двоебород не придавал значения церемониям, Вали из уважения к нему перешел на высокий слог.
— Да, слишком долго для такого, как он, — согласился Двоебород. — Ладно, сынок, если бы я мог отыскать предлог, чтобы отказаться от этого брака, то отыскал бы. Твои дети родятся слабаками, но что я могу сделать?
— Найди другого князя, господин.
Двоебород покачал головой.
— Твоему старику это не понравится, — сказал он, — однако не исключено, что дело все-таки разрешится. Хогни, подойди.
Молодой человек в шелковой рубашке шагнул к ним и поклонился Вали и конунгу.
— Хогни, сын Морти, — представился он, — посланник конунга Аудуна.
Так вот где его видел Вали, при дворе Аудуна!
— Расскажи князю, что приказал его отец.
Посланник снова поклонился и взглянул на него несколько испуганно.
— Ну же, говори, — повторил Двоебород. — Без моего позволения никто не посмеет схватиться за оружие. Я сам попросил тебя сказать ему, поэтому повтори слова Аудуна. Если юному князю это не понравится, он будет иметь дело со мной, однако можешь не сомневаться, что он этого не захочет.
— Точно! — не удержался один из стражников.
Хогни посмотрел на конунга, а затем заговорил, в точности передавая официальное послание Аудуна и глядя при этом на Вали:
— Высокородный конунг Двоебород, наводящий ужас на южные земли, могучий воин, правитель ригиров, довожу до твоего сведения свое желание: пусть мой сын оставит праздную жизнь. До меня дошли слухи, что он предпочитает оружию, военным советам и походам болтовню с женщинами. Пусть покажет, на что он годится. В наших северных землях орудуют разбойники. Купцы, пастухи и крестьяне в страхе, на них постоянно нападают дикари, обитающие рядом со Стеной Троллей. На самом деле это не просто люди, а волкодлаки, волшебники, способные принимать вид чудовищных зверей, они полны злобы и ярости, они неуязвимы для оружия и одержимы жаждой крови. Семеро моих воинов уже погибли, пытаясь избавить нас от этой напасти. Мой сын принесет тебе голову одного из этих чудовищ еще до середины лета. Если же нет, в твоей власти наказать его со всей суровостью.
Вали поглядел на посланника, затем снова на Двоеборода.
— Но почему именно это? Почему сейчас?
— Кто ты такой, чтобы спрашивать? — произнес Двоебород.
Вали не обратил внимания на его оскорбительный тон.
— Это никак не влияет на мою просьбу. Освободи меня от необходимости жениться на твоей дочери, позволь мне жениться на Адисле или хотя бы запрети ей пока что выходить замуж.
Двоебород закатил глаза.
— Эта крестьянская девчонка — настоящее бедствие для меня. С негодяями данами меньше хлопот, чем с ней! — Конунг перевел взгляд на Вали. — Вернешься с головой волкодлака, нет, лучше всего — с целым телом, или же твоя Адисла станет невестой Одина на летнем блоте![2] Ее повесят, чтобы порадовать бога.
Вали побелел.
Невеста Одина. Он никогда не слышал, чтобы этот обряд практиковался при дворе какого-нибудь одного конунга. Но во время больших праздников, когда конунги из разных земель собирались вместе на блот, они приносили человеческие жертвы, хотя Двоебород никогда раньше не настаивал на них.
— Ты не имеешь права! — вспылил Вали.
Двоебород отхлебнул из украшенной драгоценными камнями чаши, добытой во время набега. Вали вспомнились помешанные на Одине берсеркеры, бессмысленные убийства, которые они совершали, их безумие, из-за которого его сородичи оказывались в опасности, а стоящий денег раб попадал на мачту идущего домой корабля. Однажды он напьется крови Одина, свергнет этого бога и заставит расплачиваться за кровожадность.
— Неужели? — удивился Двоебород. Он подался вперед и проговорил свистящим шепотом: — Пусть я собираю совет, чтобы остальные утвердили мои законы, однако, когда речь идет о религиозных обрядах, решение принимаю только я, я один. — Он поднялся с места и прокричал: — Я конунг, лучший из равных, жрец Одина на земле, я говорю с богами, я знаю, чего они хотят! Ты понял? — Он снова сел и нацелил на Вали палец. — И вот что я тебе скажу: Один пожелает эту девчонку себе в невесты, если ты не принесешь ему голову врага, человека-волка. Твой отец считает, что ты справишься. Я так не думаю. Мы посмотрим, кто прав. Я думаю, ты погибнешь раньше, чем встретишь волкодлака, и я буду этому только рад, потому что тогда смогу найти для дочери настоящего мужа. Ну а ты утешайся тем, что крестьянская дочка будет наполнять твой кубок на пиру у Одина!