— Очень милый был вечер, не правда ли? — сказала Оливия, повернувшись ко мне.
— Да, — сказала я. — Очень.
И мы пошли к выходу.
ДОМ НАЗЫВАЛСЯ «ВЕСЕЛОЕ УТРО»
Была уже ночь, когда мы вышли из городского клуба в парк.
Это неверно, что в чужой стране самыми чужими кажутся города с незнакомыми улицами и домами, где идет неизвестная тебе человеческая жизнь. Самым чужим в чужой стране бывает ночное небо.
Каждый знает, наверное, то чувство, которое испытываешь, когда смотришь на ночное небо у себя дома, где-нибудь в украинской степи или на подмосковной просеке. Глянешь вверх — туда, где щурятся и мигают знакомые с детства звезды, рассыпанные в щедром и торжественном порядке по глубокой бархатной черноте, — и тотчас же ощутишь блаженный счастливый покой, будто укрыла тебя материнская рука.
Здесь же все было чужим: ночные влажные запахи, неясный вскрик птицы в черной листве, дьявольский свист несущихся машин с низко опущенными над дорогой фарами.
Но самым чужим, конечно, было небо.
Звезды оказывались совсем не там, где я их искала, выглядели они по-другому, и от этого все казалось неуютным и тревожным, будто в твоем доме чужой человек переставил по-своему все вещи на другое место.
Я стояла в парке перед зданием клуба, разглядывая звезды, когда кто-то коснулся в темноте моего локтя.
— Машина за углом, — сказал громкий хрипловатый голос, и рядом со мной выросла фигура плечистого человека в сдвинутой на затылок шляпе, с сигарой в зубах. — Я повезу вас сам, а жена поедет на своей машине. Джоан! — крикнул он. — Я уже забрал чемоданы нашей гостьи, она поедет со мной. Слышишь?
— Хорошо, дорогой… — протяжно ответила Джоан из темноты, и тотчас же в лицо нам ударил слепящий свет, какая-то машина выехала на дорогу и унеслась, мигая двумя рубиновыми точками задних огней.
— Когда за рулем мужчина, это куда спокойней, — сказал человек с сигарой и засмеялся.
— Вы так думаете? — ответила я сухо.
Я тоже водила машину и терпеть не могла мужского хвастовства и намеков на то, что все женщины — плохие водители.
— Пошли, — сказал мой спутник и исчез во мраке, словно провалился в яму.
Я двинулась вслед за ним.
Мы только что закончили ужин в городском клубе, где собралось в тот вечер большое общество. Ужин был при свечах, клубные официанты, бесшумно двигаясь, наливали в бокалы вино и меняли тарелки; у дам, независимо от возраста, платья были с глубоким вырезом, отблеск свечей мерцал в нитках жемчуга и серьгах, придавая столу чинную парадность. Соседом моим по столу был общительный румяный джентльмен, оказавшийся владельцем местной газеты; он невероятно напоминал кого-то, давно знакомого по американским романам. Да и сам ужин, с театральным мерцанием свечей, тяжеловатой мебелью, оживленной английской речью и всей атмосферой американского города, достаточно молодого, чтобы выглядеть современным, и недостаточно крупного, чтобы избавиться от провинциальности, создавал ощущение, что я смотрю какой-то американский фильм, и все это проходит передо мной на экране. Самым странным было чувство, что я тоже участвую в этом фильме.
Человека с сигарой я приметила давно, да его и нельзя было не заметить даже в переполненном зале.
Огромный, широкоплечий, с большим красным лицом, он говорил так громко, что голос его перекрывал ровный застольный гул, подобно трубе в оркестре. Еще в самом начале вечера он порядком набрался, а к концу ужина его лицо, и без того пунцовое, приобрело свекольный оттенок.
Нас познакомили. Он назвал себя: это был Арчибальд Бастер, один из «деловых людей» города. Когда подали кофе, ко мне подошла его жена Джоан, немолодая, но очень моложавая и стройная дама с норковым шарфом на обнаженных плечах. Она пригласила меня поехать с ними после ужина и переночевать у них дома.
Было уже поздно, и я, сославшись на усталость, отказалась. Но Джоан настаивала.
— Зачем вам ехать в гостиницу? — сказала она низким протяжным голосом, щуря глаза. — Вы переночуете у нас, а завтра утром за вами заедут. Мне кажется, вам будет интересно увидеть настоящий старинный американский дом, — в нем жил еще дед моего мужа. Наш дом называется «Веселое утро», он всего в пятидесяти милях отсюда…
Она легко коснулась моей руки тонкими пальцами, очень холодными для такого теплого вечера. Неожиданно для самой себя я согласилась.
И вот сейчас я шла по выложенной камнем тропинке плохо освещенного парка, гадая, куда скрылся Арчибальд Бастер.