Выбрать главу

Бородатый учитель в тюрбане держит плачущую Иржинку с другой стороны под руку и молчит.

И лицо его очень печально.

Автобус привез Миладу в Бернартов к вечеру. Она торопливо шла от вокзала к дому, словно ее кто-то ждал там.

И опять все, кого она любила, были рядом. Они откликались ветром, голосами птиц, шумом ветвей.

Дом был по-прежнему населен ими, и среди них был и Сережа — сын русской матери, чужой сын. И он тоже откликался шорохом кустарника, посаженного им в саду, рокотом мотора, исправленного его руками, дыханием его молодости, его тепла. Он тоже не покинул этого дома. Ибо покидают человека только те, кого он забыл.

Вот почему старый, пустой, тихий дом казался Миладе самым обитаемым на свете.

В передней на столе лежали письма и газеты, аккуратно сложенные женой кузнеца, пани Грубцовой.

«Простокваша в буфете, — было написано крупными буквами на куске бумаги. — На полке яблочный пирог, который принесла пани докторке мать маленького Вацлавика. Спокойной ночи».

Среди писем Милада сразу различила конверт с советской маркой. «Сережа! — подумала она с нежностью. — Молодчага, как часто он пишет…»

«Дорогая мама Милада Яновна! — так начиналось письмо. — У нас стоят прекрасные дни. В садах спеют фрукты, урожай в этом году будет богатый. Даже те яблоки, что мы посадили на пустыре, где были разбомбленные дома, дадут первый урожай. Вчера получил из Свердловска письмо от Ольги…»

«Так, так…» — приговаривала Милада, читая письмо. Она разбирала строчки, написанные круглым, отчетливым почерком, и кивала головой, соглашаясь: «Так, так…»

И вдруг остановилась.

Не веря глазам, она перечитала:

«Последние дни я неважно себя чувствовал. Я пошел в поликлинику. Там сказали, что у меня начался активный процесс в легком. Врач говорит, что это последствие ранения. Пришлось лечь в больницу. Вчера у меня неожиданно пошла горлом кровь. Это продолжалось всю ночь. Ольге я, конечно, ничего об этом не напишу. Пишу только Вам, потому что дал слово ничего от Вас не скрывать. Кровохарканье прекратилось, но я почему-то ужасно ослабел. Препаршивая история, в общем. Врач сказал мне, что процесс развивается очень бурно. Черт знает, что такое! Говорят, что существует лекарство, которое сразу пресекает развитие процесса, но здесь его нет, а где есть — не знаю.

Самочувствие у меня бодрое, только слабость и каждый вечер повышается температура. Ольга ничего об этом не знает. Сообщать ей я не буду. Госпиталь ее по-прежнему в Свердловске, уехать ей оттуда сейчас очень трудно, а она, конечно, захочет ухаживать за мной. Это совершенно ни к чему. Ко мне ходят ребята из техникума каждый день. Больница здесь хорошая. Вы, мама Милада, тоже, пожалуйста, обо мне не волнуйтесь…»

— Куда это она бежит? — сказала пани Грубцова своему мужу, кузнецу, глядя в окно. — Без пальто, а вечер такой свежий… Господи, она садится в автобус! Только что приехала и опять уезжает! А как же яблочный пирог?

В Бернартов Милада вернулась только через неделю.

«Надо запастись терпением, — уговаривала она себя каждый день. — Пока мое письмо дойдет до Нью-Йорка… Пока Джекки ответит… Надо спокойно ждать. Больше я, ничего сделать не могу. Нигде, ни в одной клинике, ни в одной больнице, у нас нет этого антибиотика. Есть только в Америке, я сама об этом читала в последнем журнале. Значит, больше я ничего сделать не могу. Только ждать, терпеливо и спокойно ждать. Но откуда взять в себе силы?»

Каждый день, не дожидаясь прихода почтальона, Милада сама отправлялась на почту. Старый почтмейстер, нацепив на толстый нос очки, быстро, как банкомет, сортировал письма.

— Это вам из Праги, пани докторка! — говорил он. — И газета. И медицинский журнал. Что еще? Больше ничего нет! Пишут, пани докторка, пишут…

И Милада возвращалась по длинной, залитой густым зноем улице домой.

Но однажды Милада решила не ходить на почту, выдержать характер хоть один день.

Надев брюки и старую майку, она рвала в саду траву для козы, когда за спиною щелкнула калитка. Милада обернулась.

Позади стояла почтальонша.

«Дорогая миссис Трантинова! — читала Милада, и листок бумаги прыгал в ее руках. — Сейчас я расскажу Вам, как все это произошло.

Утром, как всегда, я пришел в театр и застал обычную картину. Наша кассирша миссис Хоукинс уже сидела на своем стуле и отвечала кому-то по телефону: «Послушайте, откуда я знаю, понравится ли эта пьеса вашей жене? Ведь я с нею незнакома, эта ваша жена, а не моя подруга! Лично мне пьеса очень нравится. Счастливый ли в ней конец? Ну, знаете, мы не даем таких справок по телефону! Приходите сами и увидите! Нет, нет, у меня нет времени, чтобы рассказывать вам содержание…» Миссис Хоукинс положила трубку и высунулась в окошечко кассы. «Самые дешевые билеты? — переспросила она. — Пожалуйста! Но я хотела бы видеть хоть одного человека, который попросил бы самый дорогой билет…»