— Нет же, Артур, я не хочу! — крикнула Карина. А дальше все смешалось. Снова его жестокие губы, ее руки — как ниточки — пытающиеся оттолкнуть навалившееся на нее твердое, как камень, огромное тело.
— Я не хочу, Артур! Нет! — словно кто-то другой выкрикивал вместо нее. Потому что происходить с ней это просто не могло.
— Молчи, Карина, — услышала она, и он положил железную руку ей на горло, немного сжал, придавливая к кровати. Резко стало нечем дышать. В глазах помутнело от удушья и странной боли сжатия, лишающей воли и сил еще раньше, чем воздух в легких закончится до конца. «Не сопротивляйся — останешься жива. Он не в себе», — услышала она свою холодную рациональную часть, что проявлялась в самые критические моменты жизни. И пресловутый инстинкт самосохранения поверил этому голосу — она замерла.
— Молчи, Карина! — повторил он. В склонившемся над ней лице не было Артура. Только холодный, жестокий зверь.
Но зверь убрал руку, и воздух устремился в легкие.
…Это продолжалось долго. В этом не было ни любви, ни страсти. Только порыв унизить, растоптать, отомстить. Казалось, ярость, накопленная веками — потому что невозможно накопить столько обиды и злости за несколько месяцев — вырывалась из Артура и выливалась в жестком и равнодушном овладении ею.
…Это было не больно. Это было просто невыносимо. Когда стало совсем невыносимо, она потеряла сознание. А может быть, просто отключилась от происходящего, не в силах переносить то, чего не может быть.
…Когда пришла в себя, вначале она увидела себя со стороны. Как лежит на боку. Голая, сломанная. Испорченная. Чуть поодаль, на краю кровати сидел Артур. Тоже голый (интересно, когда он успел раздеться, подумалось ей), в отчаянии уткнувшись лицом в руки. Надо же, подулось Карине отрешенно, даже жалко его.
Возвращаться в себя, истерзанную, не хотелось. Но, наверное, надо? Она аккуратно подвигала рукой и ногой. Все шевелится, вроде ничего не сломано. Только там, где он особенно сильно сжимал ее, притаились синяки и ноющая боль.
Артур, словно не веря своим ушам, отнял руки от лица и обернулся к ней.
— О Господи, Карина! Я думал, что убил тебя! — с истерикой в голосе сказал он. Снова уткнулся лицом в руки и заплакал, как ребенок. «Разве что морально», — отрешенно подумала Карина. И собирая собственное тело в кучку, вяло и безразлично проверяя суставы, села. Убить бы этого подонка, отрешенно подумалось ей. Но в чем он виноват?
Картина была ясна. «Артур надевал кольцо, — отрешенно подумала Карина. — Тех, кого мучают видения, нервных и тревожных — оно успокаивает. А у тех, в ком бурлят невидимые страсти — заставляет их выйти наружу, но помогает с ними справиться. Только, видимо, Артур снял кольцо раньше, чем оно помогло ему победить себя».
— Можно было сонную артерию пощупать, — мертво сказала Карина. Надо же, она живая. И сидит, почти ничего не чувствуя, на кровати. Голая и испорченная. Жизнь в очередной раз изменилась навсегда, и она сама изменилась. Но ничего не ощущает по этому поводу. Кроме желания снова надеть на палец черное кольцо, маленькую ниточку, связывающую ее со счастливым прошлым... И остаться одной.
— Ты еще со мной разговариваешь! — простонал Артур. Соскользнул на пол и зарыдал сильнее, стоя на коленях перед кроватью. — Карина, я преступник! Я чудовище... Я отморозок!... — мускулистая спина подрагивала от рыданий, он сжимал голову руками и раскачивался, как полоумный.
...А Карина, глядя на большого, сильного, голого парня, сходящего с ума возле кровати, поймала себя на том, что ощущает к нему смешанное чувство жалости и отвращения. Надо же, такой здоровенный, такой сильный, и плачет, как ребенок. Это ведь она должна плакать? Ей должно быть хуже?
Но у нее слез, как всегда, не было. Вообще ничего не было.
Артур вдруг обернулся к ней. Теперь в голубых глазах была невыразимая мука.
— Мне самому место в Розовом Замке! — прокричал он. — Прямо там, в соседней камере!
— Да, вообще-то у нас за такое как раз в тюрьму сажали! — не выдержала Карина. И осеклась. Потому что огромный мужчина разразился новым приступом рыданий. И одновременно с протестом, все же притаившимся где-то внутри, с гневом, прячущимся в уголке души, она опять ощутила жалость.
«Что ж, Артур, — подумалось ей. — Теперь ты будешь гнобить себя. Раскаиваться, сожалеть. И я могла бы добить тебя. Но нет. Я не сломаю твою жизнь. Хоть ты доломал мою... Мне все равно уже не поможешь. А вот тебе — еще можно».
— Ты надевал кольцо, — сказала она. — В этом дело. Ты виноват лишь в том, что взял мою вещь без спроса.
Артур затих и изумленно поднял на нее взгляд.
— Что? Ты говоришь, что я не виноват? Я чудовище, Карина...
— Да, ты надел кольцо, и оно подействовало на тебя так. У тебя было состояние аффекта, и все, что ты делал дальше, было из-за безумия, вызванного кольцом. «Говорю, как робот, — подумала Карина. — Без выражения, без чувств. Как могу. Сейчас главное пережить этот момент. Дальше будет легче. Дальше... дальше, наверное, можно будет остаться одной».
— Но тебя ж оно вроде успокаивало..? — еще сильнее удивился Артур.
— На всех оно действует по-разному, но в итоге приводит к гармонии. Просто процесс в тебе не дошел до конца. Где оно?
— Там, на тумбочке... — Артур растерянно махнул рукой в сторону прикроватного шкафчика. И Карина резко, удивляясь, что тело действительно цело и двигается, метнулась к нему. Схватила кольцо и надела его. Сразу стало как-то... чуть лучше, может быть, даже чуть живее.
— Нехорошо брать чужие вещи. Но я могу понять любопытство, — сказала она.
Артур внимательно смотрел на нее, иногда удивленно моргал, но, казалось, все больше приходил в себя.
— Я ведь даже плохо помню, что я делал... — с горечью произнес он. — Хваленая память Древних подвела... Помню лишь, как очнулся, а ты... рядом...
— Избавь меня от подробностей! — резко бросила Карина. Все же за всем этим ее спокойствием было много боли... Она собралась. — Ты был не в себе. Я тебя не виню... Если кто и виноват в этом, то только... я! Я сняла кольцо... А еще раньше я... я... предала тебя и вызвала все эти муки. Если в тебе проснулось чудовище, то из-за меня... Только я виновата во всем.
— О Господи! — Артур снова закрыл лицо руками. — Я сломал тебя!... Карина послушай, — он оторвал руки от лица и с мольбой посмотрел на нее. — Тебе нужна серьезная помощь... Тебе нужно к психологу...
— Да? — нервно рассмеялась Карина. — А что я скажу? Скажу, что на меня напали в подворотне? Расскажу правду? Да каждая собака в Союзе знает, кто «мой бывший парень»! Не смеши меня. Я справлюсь. Все пройдет.
— Нет, Карина, послушай... Да, все знают, кто твой бывший парень. Но тебе не нужно ничего скрывать... Я иду к отцу. Расскажу все. Пусть будет суд. Мне действительно место в Розовом Замке. Или в сумасшедшем доме, — он встал. В лице была привычная для Артура решимость.
— Нет, пожалуйста! — Карина, плохо понимая, что делает, просто не контролируя себя, вдруг кинулась на колени на кровати и сложила руки в молитвенном жесте. — Артур! Умоляю тебя, все что угодно! Только не делай этого! Я... я не смогу! Я умру, если кто-нибудь узнает! — Внутренняя истерика наконец накрыла ее. — Пожалуйста, прошу тебя! Если в тебе есть хоть немного ко мне жалости!
Если бы могла, сейчас она бы разрыдалась. Но истерика нитью билась в горле, рождала крик, но не выходила слезами. Все как всегда. Только еще хуже.
Перед глазами вставали картинки, что ей придется рассказывать о произошедшем Брайтону, еще кому-нибудь... Слышать что-нибудь сочувственное, успокаивающее, принимать помощь пресловутых коралийских психологов... А она просто хочет забыть. Сделать вид, что ничего не было. Слишком стыдно перед всем миром и перед самой собой. И если кто-нибудь узнает, то она просто не выдержит стыда.
Артур дернулся к ней, но сам себя остановил и обессиленно сел на край кровати. А она машинально отшатнулась, чтоб оказаться подальше от него.