— Ки’Айли, антеоли… Я так надеялся, что ты услышишь… — прошептал он, судорожно прижимаясь головой к ней, обнимая ее дрожащими худыми руками.
— О Господи! Антео, ты жив... — по щекам текли слезы, и яркая светлая радость, которой так сложно было поверить, заливала одновременно с болью за любимого.
— Сын... Рон’Альд, ты жив... — послышался непривычный и какой-то растерянный голос Эл’Троуна. Правитель быстрым шагом подошел к ним. Рон’Альд с трудом поднялся, опираясь на Предсказательницу, отец обнял его.
— Я не верил, что ты жив, я... — растерянно шептал Правитель, прижимая к себе сына. Ки’Айли подумалось, что, возможно, эти двое обнимаются первый раз, с тех пор как Рон’Альд вырос. — Твоя мать в другом мире... Но скоро придет. Где ты был?
— Потом, отец, потом, — Рон’Альд немного отстранился от отца. — Сейчас скажу лишь, что я знаю, где находится планета геар. Мы сможем победить.
Его опять шатнуло, и Ки’Айли крепче обняла его, помогая устоять. Нужно срочно уложить его в постель, нужно быть рядом... Всегда, не отходя ни на секунду...
— Все! — громко прошептала она. — Я больше никуда тебя не отпущу! Не отойду от тебя ни на шаг! Слышишь — ни на шаг!
И прижалась головой к исхудавшей любимой груди, пахшей смесью пороха, пота и чего-то незнакомого — едкий неприятный запах, чужеродный и злой. Наверное, так пахнет эта черная жижа, чья-то кровь… Он ведь прорывался с боем, подумалось ей.
А Рон’Альд жадно закопался дрожащей рукой в ее волосы.
— Ты не сможешь, Ки’Айли, — вдруг грустно сказал Эл’Троун. — Придется смириться.
— Что произошло, отец? — резко спросил Рон’Альд, и острый взгляд черных глаз встретился с фиолетовыми глазами Эл’Троуна. Несколько секунд они молчали.
А Ки’Айли знала, что мысленно говорит сыну Эл’Троун. Но ей было все равно.
...Эл’Боурн поймет. Со временем он сможет ее отпустить. Ничто на свете не помешает ей быть с воскресшим любимым. Нет в мире такой силы.
Рон’Альд напрягся и чуть отстранился.
— Хочешь сказать, не было другого выхода? — спокойно, но резко спросил он, глядя на отца.
— Я должен был спасти ее и всех нас, — так же спокойно, с железом в голосе ответил Эл’Троун. — Возможно, ты поступил бы так же…
А Рон’Альд еще долго пристально и молча смотрел на отца.
…И эта картина врезалась Ки’Айли в память навсегда. Высокий, худой, изможденный, он смотрит на Эл’Троуна. Одинокий, потому что слова Правителя разлучили его с любимой. А на лице непередаваемое выражение человека, кого только что убили, но он тут же принял свою смерть с мужеством и привычкой к боли.
— Я нашел бы другой выход, — наконец с усилием сказал Рон’Альд, пошатнулся еще сильнее, чем раньше. Ки’Айли придержала его крепче, но он соскользнул прямо к ее ногам, потеряв сознание.
***
Почти четырнадцать дней она действительно не отходила от него ни на шаг. Заботилась нежно, целомудренно. Как сестра о брате, мать о сыне или жена — о муже-старике. А Рон’Альд все больше молчал. Он почти не рассказывал о том, что было там, что с ним происходило. Он был очень слаб, казалось, постарел на много тысячелетий. Ему было сложно и говорить, и, тем более, ходить. Но Древний приходил в себя быстрее, чем обыкновенный человек.
А во взгляде черных глаз, неотрывно устремленных на Ки’Айли, стояла бесконечная боль и такая же бесконечная любовь. Он словно не мог насмотреться. Да так оно и было. Он смотрел на нее, как на единственный в мире свет посреди беспросветной тьмы.
Об Одобренном браке они тоже не говорили. Оба знали, что жизнь просто дала отсрочку. Эти дни даны им как подарок. Все силы, все чувства и мысли Ки’Айли уходили в заботу о любимом. Что бы там ни было, на эти дни она стала его ангелом-утешителем.
К Эл’Боурну она не ходила. Ощущала издалека его смятенные чувства. Его противоречия, его отчаянье. Они передавались ей, но Ки’Айли не шла к нему, хоть и очень его жалела. Лишь один раз, когда он пришел в Белый Замок, встретилась с ним.
— Все потом, Элб, — сказала она ему. — Ему я сейчас нужнее. Ты понимаешь.
— Я знаю, — с горечью ответил Эл’Боурн. — И не сужу тебя. Но жду. Не могу не ждать, — на мгновение он схватил ее за руку, заглянув в глаза. Но тут же отпустил и отвернулся.
***
Эл’Боурн знал, что было нечто более важное, чем его страдания. И даже, чем его союз с Киа. Перед тем, что пережил Рон’Альд, где был и как вернулся, меркли другие страдания и проблемы.
И это заставляло терпеть. Терпеть ее отсутствие — не ее присутствие рядом с другим мужчиной — а ее отсутствие рядом с ним. Создающее пустоту, кровоточащее, как вскрывшаяся старая рана.
....Он был настоящим благородным Древним. И не мог не радоваться возвращению сына Правителя, принесшего бесценную информацию, где находится планета врага, каков его внешний облик, уклад жизни и тому подобное. Он искренне хотел победы... Но знал, что с возвращением Рон’Альда его счастью, его обретенному долгожданному счастью, пришел конец.
И при этой мысли его охватывало отчаяние. Устоит ли его Одобренный брак перед давней любовью и связью Ки’Айли с черноглазым телепатом?
***
Ки’Айли, поглощенная заботой о любимом, действительно почти не думала о своем браке с Эл’Боурном. Но сам он неудержимо время от времени лез ей в голову, и еще больше — в чувства. Словно в том, что его нет сейчас рядом, крылось какое-то мучение. А иногда, стоило ей подумать, что она должна выбирать и всегда выберет Рон’Альда — где-то в солнечном сплетении начинал ползать маленький червячок. Как будто кто-то живой поселился внутри и ползает там по кругу, разъедая органы. Физически ощутимо. Не больно, но мучительно до тошноты.
А когда она осознавала, что уйдет от Эл’Боурна, ей становилось трудно дышать. Да еще и сочувствие к мужу накатывало без всякого контроля... Она ведь ощущала его чувства почти как свои. Его эмоции, его сдерживаемую боль и отчаяние, его метания и страх за их отношения.
Это была пытка. Но Ки’Айли отодвигала ее усилием воли, чтобы даже ее тень не коснулась Рон’Альда. Сейчас она просто должна быть рядом... Разговаривать с ним, обрабатывать раны, гладить его — спокойно и целомудренно, приносить обед... Развлекать, как может. Или просто быть рядом и сплетать зеленые лучи своих глаз с бесконечным, исполненным любви, тепла и боли космосом в его глазах.
...И быть по возможности веселой, игривой, такой, как до войны. Чтобы ему было хорошо. Чтобы ее свет для него был полным.
...Говорить о своих путешествиях по мирам, о драконах и веселых битвах вроде той, где она встретила Эйнара. Словно не было в жизни сотни с лишним лет военного мрака и еще более горьких лет, когда он, ее антео, пропал.
...Она знала — он ценил и был благодарен за этот свет. А отвечал все больше тем же мыслечувствием, что было у них особенно сильным и без телепатии.
И смотрел, смотрел... Из своей черной бесконечности.
***
— Все, здесь готово, поворачивайся, — сказала Ки’Айли и провела кисточкой по здоровому и гладкому участку его груди. Уже в третий раз она обрабатывала его шрамы целебной коралийской эмульсией. Было достаточно одного использования, но Ки’Айли решила повторить процедуру несколько раз. Невыносимо было смотреть на любимое тело со следами страшных пыток.
Рон’Альд перевернулся на живот, и теперь, когда он не видел ее лица, она в очередной раз сжалась от боли, подумав, что же нужно делать с Древним, чтобы у него остались такие шрамы... Обычно любая рана затягивалась максимум за несколько часов, кости срастались за пару суток, а шрамов и следов не оставалось никогда. Что эти твари с ним делали?! Об этом Рон’Альд молчал, и никто не смел настаивать на рассказе.
С неслышным вздохом Ки’Айли снова обмакнула кисточку в банку с эмульсией и легонько, чтобы не причинить боли, стала наносить ее на бордово-красные рубцы и бело-розовые шрамы, прорезающие смуглую кожу.
— Один оставь, — вдруг сказал Рон’Альд, когда почти вся спина была смазана ароматной бесцветной эмульсией. — Какой тебе больше нравится, — усмехнулся он.