— С обрыва… — прошептала я, едва шевеля губами.
Мальчик нахмурился и снова присел около меня.
— С обрыва? Упал?
Последовавший за этим кивок привел его в бурный восторг.
— Честно? Честно-честно-честно? Не врешь?! А почему ты не умер?
Ответа у меня не было, а долгое молчание мальчик воспринял как нежелание рассказывать о чуде, которое позволило мне выжить.
— Ну и пожалуйста! — надулся он. — Не очень-то и хотелось знать!
Однако долго обижаться у него не получилось. Любопытство взяло верх.
— Я Дакот. Живу во-о-он там, в селении вниз по дороге. А тебя как зовут?
Виски сдавило с новой силой, отчего у меня получилось лишь дико вытаращить глаза.
— Ясно. — Не получая ответы на свои вопросы, мальчик мгновенно приходил к собственным умозаключениям. — От удара потерял память. Даже имени своего вспомнить не можешь. Тогда буду звать тебя «Мертвец». Только ты какой-то оживший. Смешно, да?
Я устало мигнула.
— Не видел тебя раньше здесь. Тут вблизи вообще из нашенских никого нет, ну как мы с тобой. Возраста нашего… — Дакот задумчиво почесал затылок. — Скучно. Даже поиграть не с кем. Вставать-то собираешься?
— Да…
— Тогда руку давай. — Дакот вцепился в мои запястья и потянул, помогая сесть.
Из моего горла вырвался натужный всхлип. С правой стороны от волос по виску, а затем по щеке потекла кровь, смешиваясь с дорожками из слез.
— Ого. Да ты точно почти Мертвец! — Дакот с интересом смотрел, как красные капли оканчивают путь, впитываясь в воротничок моей белой рубашки. — Тебе надо к Руаре. Она уберет кровь. А пока, — мальчик вытащил из заднего кармашка брюк серый носовой платочек с парочкой грязных пятен на краях и, проведя им по моим шее и щеке, с силой прижал грубую ткань вместе с челкой к ране, — на вот. Держи рукой. И не ной. Папа говорит, что мужчина не должен плакать. А если вдруг захочется, то только в одиночку.
Я положила пальцы поверх платка и громко шмыгнула носом. Перед глазами все плыло. Контуры мальчика двоились и троились.
— Пойдем. — Дакот взял меня подмышки и, резко дернув, поставил на ноги.
К горлу подкатилась тошнота, а кожа на животе вспыхнула жгучим пожаром.
— Живот… — простонала я.
— Тоже поранил? Давай-ка уберем лишнее.
Дакот опустился передо мной на колени. Меня дико шатало, и я, потянувшись к нему, оперлась свободной ладонью на его плечо. Грубая ткань рубахи мальчика и часть подтяжек на плече неприятно терлись о пальцы, но я лишь сильнее уцепилась за единственную опору, не дающую телу рухнуть навзничь.
Почему-то стало легче дышать. Я наклонила голову, равнодушно наблюдая за тем, как Дакот расстегивает последнюю пуговицу моего жилета.
— Руки в стороны. Эй, Мертвец, слышишь? В стороны! Ну что ты делаешь?! Не роняй платок! Эх, опять у тебя кровь!
Секунду спустя жилет был брошен на камень, а скомканный платок вновь прижат к моему лбу. Дакот, сердито сопя, осмотрел мою рубашку и, пожав плечами, дернул края вверх, обнажая живот.
— Всего пара ссадин, нюня. А ты расхныкался, как будто тебе камнем живот вспороли. Как свинка, которую режут.
— Я не свинка.
— Угу, ты Мертвец. — Дакот хотел уже отпустить края рубашки, но внезапно что-то привлекло его внимание. — Какие чудны́е у тебя родинки на пузе.
— Родинки?
— Раз, два, три… штук десять вокруг пупка. И цвет-то какой-то не такой. Как у украшений, которые в маминой шкатулке лежат. Аме… аме… аметисты. Фиолетовые. Только мама говорила, что у нее ненастоящие аметисты в украшениях. Настоящие дорого стоят. А мы себе это позволить не можем.
«У меня аметисты вокруг пупка?» — Мысль была слишком сложной для моего состояния, поэтому в тот день почти сразу выскочила из памяти.
— Мертвец, не засыпай опять. Нам еще до лавки Руары идти и идти. — Дакот отошел от меня и взял с камня маленькую потрепанную котомку, набитую сухими травами. Закинув ее себе на плечи, мальчик двинулся вперед.
Первый же самостоятельный шаг привел к плачевным последствиям. Скальная поверхность стала приближаться с немыслимой скоростью, и только руки Дакота, прыгнувшего ко мне с диким воплем, спасли мой лоб от новой боли.
— Ты прямо как Сантьяго после двух чашек наливки Руары. — Дакот усадил меня обратно на землю и с досадой сплюнул в сторону. Плевок не получился, и нить слюны, качнувшись, влепилась в подбородок. Мальчишка поспешно утерся рукавом и с подозрением покосился на меня — не смеюсь ли. — Даже стоять не можешь?