Анна понимает, что чаще всего капризы мадемуазель вызваны страхом перед болезнью, которую она считает величайшей несправедливостью (в этом ей действительно можно посочувствовать), но терпеть такое поведение изо дня в день очень нелегко. Анна с нетерпением ждет того дня, когда возлюбленной короля ее услуги больше не понадобятся, но совсем недавно в душу к ней закралось подозрение, что Луиза, несмотря на отвращение к лечебным ваннам, старается затягивать этот спектакль как можно дольше. Ее недуг дает ей возможность чувствовать на себе внимание короля. И Анна понимает, что мадемуазель пойдет на все, даже на симуляцию болезни после выздоровления, лишь бы только удержать это внимание.
— Миссис Девлин, уже почти половина одиннадцатого, — напоминает ей мадам Северен — Кажется, время давать госпоже лекарство.
— Да, конечно.
Анна просит у короля позволения покинуть помещение и идет в смежную со спальней гостиную. Здесь на специальном столике выставлен ряд пузырьков с сиропами и склянок с порошками. Хотя в присутствии короля процесс приема лекарств Луиза превращает в настоящее представление, держать флакончики и склянки рядом со своей постелью она наотрез отказывается: «Я что вам, какая-нибудь больная старушка?»
Вынув пробку из пустой склянки, Анна, как учил ее отец, наполовину наполняет ее темной густой жидкостью из одной бутылочки, добавляет несколько крупинок какого-то пахучего порошка, смешивает это с более светлым, похожим на мед, сиропом. Перемешать микстуру надо в последний момент, перед самым употреблением, тогда состав подействует более эффективно, и это один из секретов отцовского лекарства. Все, что делает Анна для Луизы, говорит о том, что она настоящий профессионал, но при дворе никто не считает ее врачом и не называет доктором. Придворные, с которыми Анна порой общается, уверены, что она подруга детства мадемуазель, которая лишь по счастливой случайности умеет лечить болезни, и относятся к ней соответственно.
Она уже усвоила, что при дворе имеет большой вес то, о чем не говорят вслух, хотя всем известно. О «лихорадке» Луизы придворные говорят без всякой иронии, но Анна уверена, что все до единого (за исключением, пожалуй, сэра Грэнвилла Хейнса) нисколько не сомневаются в характере болезни Луизы. Но ни жестом, ни мимикой, ни, упаси боже, словом никто из них даже не намекнет, что знает правду. Все они актеры, тонкие, изощренные и умудренные опытом актеры, они играют свои роли столь убедительно, что и на подмостках она такого не видела, да и никогда не увидит. Возможно, это потому, что последствия малейшей ошибки в игре здесь могут стать для актера роковыми. Открыто признать правду, о которой не принято говорить вслух, значит рисковать, что тебя изгонят, лишат права бывать при дворе; с другой стороны, не знать действительного положения вещей, не видеть этих тайн, подводных камней и лжи, то есть всего, что здесь считается самой твердой валютой, значит прослыть круглым дураком, которого в придворных кругах за своего по-настоящему никогда не признают.
— Как поживает мой любезный доктор?
— Мистер Монтегю!
Ральф Монтегю отвешивает ей надлежащий поклон и дарит улыбку не столь уже надлежащую, которая недвусмысленно дает ей понять, что видеться с ней ему приятно не меньше, чем и ей с ним. И верно, Анна представить себе не может, что бы она делала при дворе без него: без его общества ей бы здесь было совсем одиноко. Дружба Монтегю, его доброе расположение скрашивает время ее пребывания среди придворных.
— Вы слышали последнюю новость? — как бы по секрету спрашивает он, останавливаясь рядом с ней возле стола, — Томас Киллигрю, директор королевского театра и по совместительству королевский шут, сообщил его величеству, что дела в его государстве принимают весьма дурной оборот, однако он знает способ, как все спасти. А потом заявил буквально следующее: «Я сейчас назову вам имя одного порядочного, честного и умелого человека, и если ваше величество ему это дело поручит и проследит, чтобы все было как следует исполнено, он все вам поправит. Этого малого зовут Карл Стюарт, он болтается при дворе без дела и сует свои губы и шишку во все подходящие дырки. Но если вы дадите ему эту работу, лучшего человека вам не найти».
— Так прямо и сказал? Самому королю? — изумленно открывает рот Анна.
Монтегю кивает.
— Кротость нашего короля такова, что вместо того, чтобы немедля отправить Киллигрю в Тауэр, он только весело рассмеялся. К сожалению, от критики Киллигрю мало толку, короля интересуют только удовольствия.