— Капитан, лекарство, будьте добры, — приказывает Анна.
Капитан поднимает голову Хенли и сует горлышко ему в рот.
— Сколько лить?
— Лейте все.
Хенли давится сиропом и выплевывает часть его наружу. Он снова стонет и пытается вырваться, но понимает, что не может даже пошевелиться. Бедняга открывает глаза, и к нему возвращается сознание.
— Моя нога! — кричит он, — Моя нога, черт бы ее побрал! Прочь, проклятые сволочи! О боже, как больно!
Гвардейцы изо всех сил удерживают сотрясающееся от рыданий тело Хенли.
— Прижимайте ногу крепче, вот здесь, сразу повыше колена, — командует она гвардейцу, который стоит к ней ближе всех.
Он подчиняется, и она снова поднимает нож. Пот выступает у нее на лбу, одна капля стекает по лицу и неприятно щекочет щеку. Руки уже не дрожат — ее охватила отчаянная решимость. Она смело и вместе с тем осторожно отделяет мышцу за мышцей, рассекая их одним движением: сначала малоберцовую, потом камбаловидную, за ней большеберцовую. Это самая мучительная часть операции, и Хенли крупно дрожит под ее ножом. До сих пор она еще не делала человеку так больно, ей страшно это сознавать, но она понимает, что делать это сейчас надо. Перерезая сухожилия, она слышит, как Хенли всхлипывает и стонет, но, похоже, мучения его ослабевают. Если ему повезет, он потеряет сознание еще до того, как они начнут отпиливать раздробленные концы сломанной кости. Она отсекает последний кусок мышцы, сухожилие и кожу. Бьет сильная струя артериальной крови, заливая и ее, и Стратерна. Зрители ахают. Но ей кажется, что звук этот долетает откуда-то издалека.
Она поворачивается к своему помощнику, который держит в руках стопу Хенли и часть его лодыжки. Он смотрит ей прямо в глаза, она видит взгляд его темносиних, слегка сероватых глаз, напряженный и умный, он фиксируется в ее сознании, вызывая волну удивления. Лицо Стратерна и лоб забрызганы кровью, в одном месте она размазана — видимо, он в какой-то момент вытирал ее рукой. Секунду они не шевелясь смотрят друг другу на залитые потом и кровью физиономии. Во имя Господа всемогущего, каков же результат операции? Убили они этого человека или спасли его? Ответить сейчас на этот вопрос невозможно. Наконец Стратерн опускает глаза и смотрит на отрезанную ногу, которую он держит в руках. Кожа на ней уже начинает синеть.
— Положите в ящик с соломой, — говорит Анна.
Не задавая вопросов, совершенно безучастно Стратерн кладет отрезанную конечность Хенли в ящик с окровавленной соломой. Потом открывает коробку с инструментами, достает пилку, выпрямляется и хладнокровно, как и подобает прозектору, осматривает то, что осталось от ноги.
Заключительная часть операции протекает вполне гладко. Нэт Хенли снова, слава богу, теряет сознание. Анна скрепляет кровоточащие кровяные сосуды. Используя клочки тонкой ткани, она отгибает отсеченные мышцы вверх, к колену, и Стратерн отпиливает острые концы сломанной кости. Они вдвоем формируют культю, закрывая кость мышцами и кожей, и Анна сшивает все это вместе. Потом разрывает остатки простыни на полосы, чтобы сделать перевязку. Нэта Хенли поднимают со стола и переносят на стоящую в углу помещения койку.
Король встает и потягивается. Арлингтон тревожно ожидает его вердикта. Если король прогонит ее, думает Анна, то и слава богу. Она просто счастлива будет больше никогда не видеть этих лиц. И Арлингтон пусть делает с ней что хочет.
— Превосходная работа, — обращается король к обоим хирургам.
Лицо Арлингтона сразу светлеет, выражая глубокое облегчение.
— Доктор Стратерн, я слышал, вы заведуете новым анатомическим театром в нашей Корпорации врачей?
— Да, ваше величество.
— Что ж, желаю вам удачи. Прошу вас, держите меня в курсе вашей работы. Меня всегда интересуют новейшие открытия в науке. Миссис Девлин, вы заработали свои две недели. Но уж потом, не обессудьте, весь двор будет танцевать, я настаиваю на этом.
Он вынимает карманные часы.
— Ну-с, пора и обедать. Кто идет со мной?
Сопровождаемый придворными, король удаляется; на них просто лица нет, и вряд ли кто из этих людей сейчас в состоянии принимать пищу.
— Вы сослужили Арлингтону хорошую службу, — успевает шепнуть ей на ухо Монтегю перед уходом, — И если вы разочарованы тем, что останетесь при дворе надолго, то я нисколько.