— Следуйте за мной, — ответил Ходди, — и старайтесь сделать вид, будто вы невинны, как младенец.
Когда они подошли к двери Дерека Гудмена, расположенной на лестнице под литерой «В», Ходди вынул из кармана связку ключей.
— Неужели ключ «фа» открывает все двери? — спросила Клер.
— Это не ключ «фа». Это копия ключа одной из уборщиц.
— Откуда у вас копия ключа одной из уборщиц?
— Ну, скажем так, случайно нашел в одном месте, а я… в общем, где я только не бываю.
Ходди отомкнул замок, и они проскользнули внутрь.
— Боже мой, — сказали они в один голос.
Да-а, место, куда они попали, не могло не внушать смешанного чувства благоговения и ужаса. Если дневник здесь, в этом логове, то найти его будет не так-то легко. Главная комната была буквально завалена печатной продукцией: старыми книгами, книгами новейших изданий, академическими и прочими журналами, диссертациями в переплетах вперемешку с кипами бумаги, которые подозрительно выглядели как пачки непереплетенных рукописей. Печатные тексты наполняли выстроившиеся вдоль стен книжные полки, грудами валялись на столах и огромными, чуть ли не по колено, стопками лежали на полу.
Ходди подошел к окну и, стараясь держаться так, чтобы его не было видно с улицы, осторожно задернул занавеску.
— У меня такое чувство, что вы делаете это не в первый раз, — сказала Клер.
— Это вы про занавески?
— Это я про взлом чужой квартиры.
— Не задавайте лишних вопросов, это избавит меня от необходимости врать.
Ходди наконец перестал вертеть головой по сторонам и разглядывать обилие книг и прочего чтива.
— Одно можно сказать наверняка, — заметил он. — Нельзя обвинить Дерека в том, что он был лентяй.
По проходу, который был аккуратно проделан между книжными грудами, Клер прошла внутрь комнаты. На стене, противоположной окну, висели увеличенные до размеров плаката изображения обложек двух книг самого Дерека, а рядом огромная черно-белая фотография, с которой на нее смотрело его лицо. Фотограф удачно сумел схватить дьявольские огоньки в его глазах, а также улыбку, которую тоже вряд ли можно назвать доброй.
— И в излишней скромности тоже, — добавила она.
Ходди предложил начать с кабинета, логически рассудив, что материалы, которыми он пользовался недавно, должны быть где-то в районе письменного стола. Разумно, подумала Клер и тут же поинтересовалась, не ощущает ли он некоего облегчения, которое испытала она сама, как только они оказались вне достигаемости взгляда Дерека с фотографии. К несчастью, расположенный смежно кабинет был еще более плотно, чем первая комната, завален книгами.
— Такое чувство, будто он перетащил к себе половину библиотеки, — заметил Ходди.
Проход шириной не больше метра вел к стоящему возле окна с видом на Нью-корт письменному столу. На нем ничего не было, кроме двух предметов: старинной настольной лампы с медной стойкой и стеклянного пресс- папье яйцеобразной формы.
— Странно. Даже компьютера нет, — заметила Клер.
— Он не пользовался университетским компьютером, — сказал Ходди. — У него был свой, портативный.
— Он должен быть где-то здесь?
— Думаю, да, если, конечно, не был с ним там…
«Где его убили», — хотел сказать Ходди, но не сказал.
— Думаете, он в два часа ночи таскал с собой компьютер?
— Почему бы и нет. Может, поэтому…
— Вы считаете, что его убили из-за компьютера?
— Все возможно, — ответил Ходди, хотя в голосе его не было абсолютной убежденности, — А может, его конфисковала полиция. Это самое вероятное.
Он покачал головой и недоверчиво хмыкнул, словно увидел что-то непонятное.
— Когда Энди сказал мне, что его убили, я сразу подумал: «За что можно убить Дерека Гудмена?» А потом, почти так же сразу, мне пришла в голову чуть ли не дюжина поводов.
— Например?
— Он здесь всех раздражал, весь колледж терпеть его не мог. Где бы он ни появлялся, держал себя так, будто он тут самый умный, самый красивый, самый-самый… В общем, понимаете. Он считал своей обязанностью соблазнить каждую женщину, которая оказывалась рядом на расстоянии вытянутой руки. Ему было плевать, что она чья-то подруга, жена, сестра. Даже мать; я думаю, бывали и такие случаи. Всегда бахвалился своими успехами и принижал успехи всех остальных. Мог вести себя как последний подонок и сволочь и никогда не думал о последствиях. А уж тем более о последствиях для других. Короче, Дерек Гудмен считал, что он пуп земли, а все остальные — мелкие и ничтожные букашки. Теперь вам все понятно?
— Вполне. Но почему вы не сказали мне этого раньше, еще тогда, за обедом?