Генрих улыбнулся и приблизил губы к уху Киприана.
– Борьба только тогда имеет смысл, если ты уверен, что встретишь смерть как победитель, – прошептал он.
Затем он отвернулся и распахнул ведущую наружу дверь. Вацлав слышал, как он пролаял несколько резких команд:
– Умойте ему лицо и дайте сапоги. Потом тащите его на улицу. – И гордо вышел из помещения.
Вацлав отполз от своего наблюдательного поста и поднялся. Сердце колотилось в груди. Ловкий, гибкий Генрих без труда победит своего пленника. Киприан, должно быть, почти вдвое старше соперника, и даже если за время плена его тело успело окрепнуть, он все еще казался неуклюжим быком рядом с атлетически сложенным Валленштейном. У него с самого начала почти не было шансов, но теперь, со сломанными ребрами, положение его было безнадежно. Вацлав стиснул зубы. Он ничего не мог сделать, кроме как попытаться найти Александру и спасти ее. Ей придется снова попрощаться со своим отцом, которого она уже однажды похоронила.
С горечью и яростью в сердце юноша подкрался к месту, на котором осталась Изольда, чтобы попросить ее отвести его дальше. Но девушка исчезла. Он не решался громко звать ее. Узкая лестница вела наверх, очевидно проходя между наружной стеной Центральной башни и незаметно вынутой внутренней стеной, он так быстро побежал наверх, как позволяла ему темнота.
23
Киприан, хромая, вышел наружу. Вся левая сторона его тела онемела, но это была ледяная онемелость, очень болезненная. Когда он хотел втянуть воздух, его тело, казалось, кололи ножами. Генрих стоял на другом конце импровизированной борцовской арены. Он снял рубашку; его торс словно был высечен резцом и походил на торс статуи атлета. Киприан окинул взглядом арену. Похоже, борьба не будет вынесена на потеху зрителям, – во всяком случае, он не увидел перед центральной башней никакой толпы, жаждущей зрелища, если не считать с полдюжины присутствующих, которые, судя по их пришибленному виду, слишком боялись молодого человека, а иначе они непременно улизнули бы отсюда. Это были преимущественно старухи.
Киприан остановился. На одно мгновение ему стало так плохо, что он даже подумал о том, что, возможно, придется сдаться. Он хватал ртом воздух в ожидании, когда пройдет приступ. Сломанные ребра болели, вызывая дрожь во всем теле; волосы стали дыбом, а на коже выступил пот. Однако когда Киприан медленно выпрямился, он понял, что это оказалось проще, чем ему казалось. Он начал тренировать мышцы, как только пришел в себя после огнестрельных ранений и смог двигаться. Теперь они подпирали сломанные кости и делали боль терпимее. Тем не менее Киприан не предавался иллюзиям. Он знал, что каждое его движение будет сопровождаться адской болью.
Он еще раз огляделся. Александры нигде не было видно. Напрасно он пытался подавить страх. Только если он останется спокойным, у него будет шанс. То, что противник наполовину ослеплен ненавистью и яростью, было единственным преимуществом пленника. Да еще уверенность, что он борется за самое ценное, что у него есть, – за свою жизнь и жизнь Александры. Генрих же боролся только против чего-то – против подозрения, что он вопреки всему более Слабый.
Киприан вдохнул поглубже и заревел: «Александра!»
Взгляд Генриха невольно метнулся к деревянному мосту, который связывал главное здание замка с центральной башней. Киприан проследил за ним. Там никого не было, но это ли о чем не говорило. Перила моста были выше уровня бедра. Александра могла лежать связанной на досках. Он видел неподвижное тело на земле глубоко под мостом и знал, что кто-то сорвался, – союзник или враг, понять было нельзя. Киприан заставил себя улыбнуться.
Генрих яростно закричал, а затем помчался вперед, выдвинув плечи, агрессивный, как бык. Киприан знал, что сам он недостаточно быстр и вряд ли успеет избежать столкновения в последний момент. Он сделал шаг в сторону, чтобы не оказаться спиной к костру, и приготовился к удару, надеясь, что не потеряет сознания от боли.
В следующее мгновение ему показалось, что в него снова выстрелили и вся левая сторона его тела разлетелась на куски. Сцепившись, оба мужчины упали на землю. Киприан позволил себе роскошь закричать. Концы сломанной кости терлись друг о друга, протыкали мясо и снова соединялись. Перед глазами заплясали черные точки, и на какой-то миг он оказался совершенно неподвижен. «Этого не должно произойти во второй раз, – решил Киприан, – иначе я умру».
Генрих скатился с Киприана, и тот отодвинулся в сторону. Боль снова заставила его закричать. Генрих стоял на четвереньках и тряс головой. Киприан, недолго думая, воспользовался ситуацией и врезался головой в лоб Генриха. Боль, пронзившая череп Киприана, была ничем по сравнению с той, которая свирепствовала у него в боку. Генрих, кажется, пострадал сильнее. Он хрюкнул и попытался встать на ноги.