В большинстве случаев исход борьбы решался еще до того; как начиналась настоящая схватка. Один из бойцов, как правило, внезапно терял уверенность в себе, и это неизбежно вело к тому, что он проигрывал. Результат борьбы, которая происходила между равными противниками, тоже почти всегда был предрешен уже в первые секунды. Сильный мужчина мог оттянуть окончательное поражение благодаря своей выносливости, но это было всего лишь вопросом времени.
Киприан знал, что он ударил Генриха неожиданно. Молодой человек наверняка думал, что противник попытается избежать столкновения. Возможно, любой на его месте именно так бы и поступил. Киприан же позволил сбить себя с ног и использовал инерцию, чтобы нанести ответный удар, когда они еще только падали на землю. Генрих вскочил на ноги и снова тряхнул головой, чтобы сфокусировать зрение. Пора было подготовить конец поединка.
Но Киприан схватил его за волосы, потянул вверх и ударил кулаком в лицо. Это был сокрушительный, нанесенный без оглядки на боль в ребрах удар, отбросивший Генриха назад. Генрих тяжело шлепнулся на землю. Кровь, хлынувшая из сломанного носа, залила ему подбородок. Он закричал, резко повернулся, прижал руки к лицу и одновременно попытался опять встать на ноги. Когда ему это почти удалось, Киприан со всей силы пнул его ногой в зад, и Генрих врезался головой в штабель досок.
Каким-то образом он все-таки поднялся и вслепую размахнулся. Удар не попал в Киприана и пришелся на воздух. Глаза молодого человека ослепли от слез, лицо превратилось в кровавую маску. Киприан отступил на шаг, а его противник, спотыкаясь, пошел за ним, снова молотя воздух перед собой. В какой-то момент он встряхнулся, вспомнив о том, как нужно бороться, и закрыл кулаками торс. Неожиданно лицо Генриха оказалось незащищенным и Киприан нанес точно выверенный удар по его опухшему носу.
Генрих рухнул на колени и завыл, как волк. Ему хватило сил броситься назад, но Киприан не стал преследовать его. Если бы противник сумел схватить его за ногу, он бы пропал. Генрих откатился в сторону. Окруженный вихрем из капель пота и крови, он вновь поднялся. Длинные волосы Валленштейна посерели от пыли, а лицо так исказилось, что его и родная мать не узнала бы.
«Я тебя убью-у-у!» – заревел он, брызгая кровью и слюной. Его глаза настолько опухли, что их не было видно. Он быстро развернулся и побежал к костру. Киприан попытался отрезать ему дорогу, однако Генрих сделал петлю и бросился на площадку, где лежала библия дьявола. Веер кровавых капель захлопал по белой коже. Он дернул за что-то под переплетом, но то, что там находилось, появляться не хотело.
Киприан уже был возле него. Генрих ударил его. Киприан резко нагнулся и ахнул от боли в сломанных ребрах, распространившейся на весь торс, но все же воспользовался моментом и рубанул Генриха в живот. Тот согнулся пополам, но успел нанести Киприану удар локтем в висок. Эффект был незначителен. Киприан ловко поймал ногу Генриха и дернул за нее – его противник грохнулся на землю. Он снова откатился в сторону, но уже гораздо медленнее, чем раньше. Киприан, даже не глядя на него, понял, что Генрих спрятал под переплетом либо нож, либо заряженный пистолет, однако не стал пытаться завладеть оружием. Спотыкаясь на каждом шагу, он побрел за Генрихом, выждал, когда тот встанет на ноги, и ударил его скрещенными кулаками по голове. Генрих сделал пол-оборота в воздухе и упал ничком. Правда, уже через секунду он в очередной раз попытался подняться.
У Киприана появилась возможность завершить поединок. Еще одного удара по голове было бы достаточно. Даже удар ногой в живот дал бы необходимый эффект. Ни один из них не убил бы Генриха, но окончательно сделал бы его недееспособным.
Генрих застонал. Теперь он стоял на коленях, но верхняя часть его туловища раскачивалась. Оба глаза опухли так, что от них остались лишь узкие щелки. Его руки беспомощно хватали воздух.
Киприан понял, что не сможет так поступить. В нем поднялась волна отвращения. Он боролся за свою жизнь и за жизнь Александры, но легче ему от этого не становилось. Он должен был испытать триумф, однако, глядя на разбитое лицо противника, чувствовал себя не более чем безжалостным зверем Он должен был быть доволен, что восстановил справедливость ибо знал, какую судьбу Генрих уготовил ему и Александре. Но вместо этого Киприан чувствовал лишь сожаление, что был вынужден опуститься до уровня Валленштейна. Киприан испытывал жалость к мужчине, который был трусом и в глубине души прекрасно знал это. Он вспомнил, как Генрих сломал ему ребра, чтобы получить преимущество, и как он на всякий случай припрятал оружие, надеясь пустить его в ход, когда появится возможность. И Киприан опустил руки.