– Это понимание могло прийти слишком поздно.
– Со Злом можно только бороться – и надеяться. Для надежды никогда не бывает слишком поздно.
Мельхиор вернул ей лист. Жена рейхсканцлера не приняла его.
– Я могла бы предотвратить все это, если бы была достаточно сильной, – заметила она.
– Никого нельзя убедить отвернуться от Зла. Каждый должен сделать этот шаг по собственному почину – или погибнуть.
– Вы, естественно, знаете, о чем говорите.
– Нет, – возразил Мельхиор и вздохнул. – Нет, я этого не знаю. Я полжизни посвятил борьбе против соблазна библии дьявола и ни единого раза не нашел в себе мужества по-настоящему противостоять ей.
– Вы хотите сказать, что никогда не считали себя достаточно стойким в вере?
– Дорогая, – Мельхиор улыбнулся и указал на застывшую от боли фигуру Богоматери у нее за спиной, – тот; кто убежден, что он достаточно стоек в вере, уже находится на полпути в темноту.
Женщина посмотрела на него, затем отвернулась, опустилась на колени перед капеллой и начала молиться. Мельхиор несколько мгновений смотрел на нее, любуясь ее красотой; затем он снова поднял глаза к лицу Богоматери и нашел там совсем другую красоту – но ту же боль. Он тихо перекрестился и вышел.
Александра устроилась поудобнее рядом с Вацлавом. Из замкового сада открывался прекрасный вид на Прагу. Все сверкало и переливалось в теплом солнечном свете. Вацлав незаметно ушел с праздника, устроенного в конторе, где официально отмечалось принятие партнеров Августина и Влаха. То, что они отмечали на самом деле, главные участники сохранили в тайне. Все равно никто из гостей этому бы не поверил.
Александра через несколько минут последовала за ним. Она знала, где его можно найти.
– Что пишет кардинал? – спросила она.
Вацлав помахал письмом, написанным на дорогом пергаменте.
__Он все еще занят тем, чтобы проложить как можно больше ложных следов, дабы святой отец никогда не подошел к правде о библии дьявола ближе, чем сейчас, – а это уже очень далеко.
– Нравится ли ему в Риме?
– Ты подумала, что Мельхиор пишет, как скучает по нас?
– А он по нас скучает?
– Насколько я его знаю – да.
– Что он еще пишет?
– Рыбаки нашли бывшего аббата Браунау в Тибре. Он, кажется, утонул. Якобы у него в руке была очень большая раковина. Ты ведь знаешь, если приложить их к уху, можно услышать, как шумит море.
Александра окинула взглядом далекую котловину, в которой уютно расположилась Прага. Город выглядел таким же, как и всегда, словно она не знала, что на самом деле ничего уже не будет так, как раньше.
– Королевских наместников освободили от их должностей, – продолжал Вацлав. – Граф Мартиниц после падения из окна убежал в Баварию, Вильгельм Славата сидит под домашним арестом. Земельный совет проголосовал за правление в составе тридцати человек. Графа Маттиаса фон Турна назначили главнокомандующим армии Богемии, и теперь он готовится к войне. Что касается католиков, то король Фердинанд и Католическая лига делают то же самое. Кайзер назначил верховным главнокомандующим графа Бюкуа. Войсками Лиги командует граф Тилли из Брабанта.
– Ты считаешь, что война неминуема, верно?
– Она была неминуемой еще задолго до смерти кайзера Рудольфа.
– Так, значит, непосредственной вины Кассандры в ней нет?
Вацлав пожал плечами.
– Она сделала все, чтобы приблизить ее. Но в драке всегда участвуют двое: тот, кто ее провоцирует, и тот, кто поддается на провокацию.
Он упал на спину в траву и вздрогнул. Александра указала на его бок.
– Рана все еще болит?
– Если честно, то со временем она стала приносить больше пользы, чем боли.
Девушка посмотрела на него сверху вниз. Он не отвел глаза.
– Что с нами будет? – спросил после паузы Вацлав.
– Не знаю. Я не могу так быстро привыкнуть к тому, что теперь все по-другому. Я всегда видела в тебе близкого родственника. Не так-то легко забыть об этом. И я любила Генриха. Даже когда поняла, что он хочет убить меня, я все равно продолжала любить его.
– Ты и сейчас его любишь.
– Я знаю, – сдавленно прошептала Александра. – Дай мне время.
Вацлав кивнул. Затем он взял ее за руку, и она не возразила. Она легла рядом с ним на траву, и они стали смотреть в небо, «Дай мне время». Что ж, звучит весьма обнадеживающе, не так ли? Но на самом деле Александра требовала именно того, чего у них не было. Война забрала у них эту возможность.
Однако он все равно продолжал сжимать ее руку, и она отвечала на его пожатия.