Голова на шпиле вдруг разразилась сатанинским хохотом, а следом за ней и сам дом напомнил огромную, голодно разевающую окна–рты голову. Если бы только найти в себе силы попятиться, убежать… Но сама мысль о том, что придется повернуться спиной к ожившему кошмару, лишала воли и высасывала последние силы.
Уже находясь в полуобморочном состоянии, Гарри вдруг заметил рядом с собой движение.
— Фините Инкантатем! — вскричали два голоса, и Гарри увидел, как палочки авроров выписывают витиеватые узоры, оставляя в воздухе огненно–оранжевые царапины, будто вспарывая саму реальность. На мгновение проступили контуры накрывающего поместье купола, покрылись светящимися изнутри трещинами. Дементор подернулся рябью, голова на шпиле оплыла, словно цветная рождественская свечка, и стекла по черепичной крыше башенки. В следующий миг с глухим "буммм" полыхнуло оранжевое зарево. Гарри зажмурился, отшатнулся, споткнулся и чуть не присоединился к распростертому на земле Малфою.
— Черт, силен старик, — тяжело дыша, выдавил Нотс, складываясь пополам и упираясь руками в колени. По его лицу градом катился пот. – Ну и где ваши мертвые головы, Поттер?
Гарри подумал, что напоминает сейчас мокрую, трясущуюся курицу.
— Откуда вы узнали про голову? — хрипло спросил он, вытирая со лба испарину.
— А вы думаете, только вам ужасы мерещатся? — усмехнулся Нотс. — Отрезанная голова — можно сказать, визитная карточка Аластора. Классика жанра. Он еще ноги любит. Между нами, — Нотс понизил голос, — думаю, это у него комплекс неполноценности сказывается.
— Ногу на шпиль неудобно закидывать, — заметил Брустер, помогая Луне подняться с мостовой. — Хотя эффектно, согласен. Можно было их перед крыльцом накидать.
— А как насчет дементоров? — не выдержал Гарри.
— Каждому свое, Поттер, — Брустер пожал плечами.
— Этак можно и в ящик сыграть, — сказала Луна, шмыгнув носом. — Черт, чуть не описалась.
Авроры переглянулись и одновременно повернулись к Блейзу.
— Все в порядке? — участливо.
— В полном, — Забини искусственно улыбнулся. Потом ответил на немой вопрос:
— Я просто не смотрел.
— Ну… э–э–э… молодец, парень, — неуверенно произнес Нотс. — Сейчас еще поколдуем немного — и можно входить. Поттер, может, вы все‑таки оттащите с дороги свой… гм, груз?
Гарри кинул мрачный взгляд на Малфоя.
— Эй, — легонько пнул носком ботинка под ребра. — Кончай симулировать, Малфой, я тебя весь день на носилках таскать не собираюсь.
Ноль реакции.
— Малфой, ты слышишь? Поднимайся, хватит тут комедию ломать.
Еще один тычок — и светловолосая голова перекатилась, открывая взгляду слипшиеся от крови волосы на виске. Должно быть, при падении с "носилок" разбил голову о булыжную мостовую. Гарри выругался.
— Какие мы нежные, — и взмахнул палочкой. — Вингардиум левиоса, чтоб ты сдох, Малфой!
* * *
Вечером Гарри разжег камин, чтобы не замерзнуть. Ветер гудел в дымоходе. По–осеннему стылый, промозглый, сырой ветер. Странное в этом году выдалось лето.
Гарри удалось восстановить разбитые стекла в гигантских окнах, которые только добавляли впечатление неуютной пустоты. Огонь дрожал и горел неохотно, словно лишь сила Инсендио удерживала его в рамках огромного камина. Гарри задернул шторы, скрыв с глаз долой прозрачные витражи в тонких металлических решетках. Слишком красивые витражи. Когда‑то в лучах утреннего солнца они двигались, разбрасывая по залу красочные блики.
Обитатели портретов на фиолетовых стенах недовольно перешептывались, но Гарри не обращал на них внимания. Он устроился в кресле, потягивая разогретый шоколад из большой кружки — с третьей попытки удалось трансформировать фамильный малфоевский серебряный кубок в обычную маггловскую фарфоровую кружку. Не было ему ни хорошо, ни уютно — в животе словно образовалась черная, глубокая дыра с того самого момента, как он переступил порог Поместья. Высасывающая хорошие воспоминания, не позволяющая думать ни о чем, кроме происходившего здесь и сейчас, не дающая сосредоточиться на собственной судьбе… судьбе героя волшебного мира, которого, в общем‑то, никто не спросил, а хочет ли он… Точно дементор, вытягивающий счастье.
Отчет Гарри отправил вместе с аврорами. Нотс и Брустер справились со своей частью работы: сняли защитные заклятия, осмотрели территорию, выявили несколько малфоевских ловушек и оградили их щитами и магическими ленточками. Прошлись по первому этажу, вынесли из подземелий четыре трупа… Гарри не смотрел, чьи именно, но одним точно должен был быть Петтигрю. Отправили на опознание… У них свои методы. И, наверное, железные нервы. Сказали, что не прощаются: неизвестных ловушек много, обезвреживать найденные должны профессионалы. Гарри заикнулся было, что справится сам, — куда там! Они видели его, сжавшегося в комок перед воротами Поместья, видели его безумные глаза, направленные на воображаемого дементора, слышали хриплые возгласы. Моуди не доверит ему больше, чем уже доверил. В конце концов, он Мальчик–Который–Выжил, его нужно беречь как память, как символ, как талисман на удачу.
Гарри готов был вцепиться в глотку тому, кто осмелится произнести это вслух.
Ты сильный волшебник, Гарри Поттер, но твоя сила была направлена лишь в одну точку, и когда цель исчезла, ты стал одним из многих, думал он. Ты не справишься со всем и сразу только потому, что ты — это ты. Тебе еще столькому нужно научиться!
Поэтому он попрощался с Брустером и Нотсом спокойно, вернулся в каминный зал и устроился в кресле. На сегодня работа была выполнена.
Глава 3
— Хватайся за руку! Держи–и–и–ись…
Первозданный огонь — жуткий, живой, испепеляющий своим дыханием, выжигающий легкие и глаза, — гигантскими клубами взмыл под самый потолок. Взрыв — и ослепительное оранжевое пламя смертоносными струями ударило во все стороны, разлетевшись, точно цветок маггловского салюта, и распавшись на десяток оживших чудовищ.
— Гарри! — истеричный вопль сзади.
— Летите к выходу! — прокричал он в ответ, срывая голос.
Он уже знал, что не успеет. Огненные демоны, разевая голодные пасти, рванулись к нему. В лицо ударил горячий воздух вперемешку с пеплом и заткнул горло. Он снова заложил вираж, спасаясь от наступающей гибели, вырывая у смерти еще несколько мгновений, еще несколько конвульсий оглушенного разума и обожженного тела.
Снизу, из груды ветоши к нему тянулась ладонь – мокрая и скользкая от пота, слишком узкая, чтобы за нее можно было схватиться, а затем вытянуть. Но он пытался снова и снова. Кружил в чудовищном огненном водовороте, задыхаясь от дыма и корчась от боли. А она выскальзывала. Раз за разом.
Он метался по простыни, пропитавшейся горячим потом. Он стонал и бредил. Пульс зашкаливал за сотню ударов. Но там, во сне, в беспрестанной лихорадке, он знал, что должен вытащить, должен спасти… И никогда не успевал. В пятый, в десятый, в двадцатый раз за ночь — не успевал. И отчаяние жгло сильнее самого страшного огня, и тоска разливалась по венам огненной лавой, и обреченность давила бетонной плитой… И на последнем вздохе он проснулся. С криком, с хрипом, с искривленным ртом. С лицом, мокрым от слез. В футболке, пропитанной потом. На кровати с перекрученными в жгуты простынями.
— Гарри, — тихонько позвал голосок из темноты.
Он сдавил голову ладонями, с силой потер лицо, размазывая по щекам слезы.
— Я тебя разбудил, прости, — прохрипел в ответ.
— Ничего. Я не спала. — Недолгое молчание. — Тебе снился кошмар.
Он заставил себя усмехнуться. В глазах все еще стояли всполохи огня, сердце не успело успокоиться.
— Да… иногда бывает.