— Они убивают. Двое мертвы, Поттер. Кто на очереди?
— Кто они… — шипит он, едва наскребая сил на то, чтобы повернуть голову.
— Хранители.
— Гарри, — шепот над ухом, — Гарри, очнись! Слышишь меня? Открой глаза!
— Нет, нет, нет…
— Гарри!
Первым, что он ощутил, была тяжесть чужого тела. Воздух ворвался в сухое горло, и он судорожно сглотнул, таращась в темноту, смутно начиная различать контуры.
— Наконец‑то, — встревожено пробормотала Луна. — Что тебе снилось? Ты задыхался, ты вообще перестал дышать!
— Оно опять было здесь? — прохрипел Гарри, пытаясь подняться на локтях. Руки тряслись, мышцы не слушались, словно он накануне надорвался. Противная слабость в теле, мысли зациклились на сне и неслись по кругу.
— Нет, — Луна погладила его по щеке, по виску, стирая испарину. — Успокойся, это всего лишь сон.
— Не думаю.
— Тогда что? Предчувствие?
— Нужно поговорить с Малфоем. Он знает, — уверено сказал Гарри. — Нужно вытрясти из него правду.
— Ты видел, он напуган не меньше нас.
— Я бы сказал, даже больше! Потому что знает больше. Во сне… сейчас… он сказал, что погибнет еще кто‑то.
Луна не ответила, и Гарри почувствовал, как щеки начинают гореть. Может, и не стоило принимать сон за божественное откровение? Исходя из того, как причудливо перемешались в нем обрывки недавних разговоров, его собственные страхи и притупленное чувство вины, это могла быть просто проекция подсознания.
— Если бы мы сумели прочесть этот идиотский Кодекс! — Гарри сел, подтянув колени к груди, и запустил пальцы в растрепанные волосы.
— Можно попробовать, — предложила Луна. Изогнулась назад, нащупывая ладонью лежащую на столике под лампой книгу. Под ее рукой с недовольным урчанием завозилась "Чудовищная книга о чудовищах". — Ой, прости. Я нечаянно.
Наконец зеленый кожаный переплет оказался в ее ладони. Она сунула книжку Гарри в руку и свесилась с кровати, подняла его мокрые брюки с пола. Вынула из‑за ремня волшебную палочку.
— Держи.
Гарри послушно прошептал заклинание, и кончик палочки засветился ровным голубоватым светом.
— Ты захватила его с собой, — удивленно пробормотал Гарри.
— Ну, не зря же искали. Давай подумаем, что можно сделать?
— Сюда бы Гермиону. Она бы прочла лекцию о блокирующих чарах, — Гарри с сомнением полистал девственно чистые страницы, потом приставил палочку к одному из разворотов и хорошо поставленным голосом произнес:
— Открой свои секреты!
Чем не способ, а?
На всякий случай отстранился подальше.
— Очень бы пригодились мои очки, — пожаловался.
— Извини, я их не…
— Гляди!
Медленно, очень медленно на бумаге проступили чернила: почерк размашистый, но аккуратный, с эффектными завитушками.
— Верни меня на место, поганая грязнокровка, — прочел Гарри. — Надо же, поганая грязнокровка! Я думал, это Малфой сам выдумал, а оказывается, в Кодексе прописано.
— А ну‑ка, — Луна подняла свою палочку и указала ею на ту же страницу. — Я хочу тебя прочесть!
Слова выцвели, но на их месте появились другие.
— Убери руки, полоумная. Предатели крови не смеют читать моих строк.
— О чем это она? — не понял Гарри, близоруко щурясь.
— О нас, наверное, — Луна пожала плечами. — О том, что между нами было.
Гарри старательно потер лоб, пытаясь подавить неловкость и смущение.
— Ну, кое‑что мы выяснили, — не обращая на него внимания, заметила Луна. — Книга разговаривает.
— Обладает разумом?
— Верно.
— Многие магические артефакты наделены разумом, Луни. И что? Как правило, разум злобный, и все его усилия направлены на разрушение и причинение страданий. А этот еще и оскорбляет, — Гарри мстительно щелкнул по книге пальцем.
— Отвали, Поттер, — тут же вылезла надпись.
Гарри резко захлопнул Кодекс и уставился на обложку.
— Сомненья червь мне душу ковыряет. Уж не наш ли Малфой ее написал?
— С разумным существом можно договориться, — сказала Луна. — Убедить.
— Ты шутишь.
— Вовсе нет. Просто иногда…
— Тихо! — Гарри прижал палец к губам и напрягся, прислушиваясь. — Ты ничего не слышала? Как будто что‑то упало.
Он резко перегнулся через Луну, на пару мгновений придавив ее своим весом к кровати, и схватил с пола брюки. Выдернул из них пижамные штаны, которые отбросил в сторону, и начал натягивать прямо на голое тело.
— Фу, — скривился, когда мокрая, холодная, грубая ткань прилипла к коже.
— Сикаро максима! — Луна взмахнула палочкой.
— Ай! — удивленно вскрикнул Гарри: брюки мгновенно нагрелись, от них повалил пар.
Гарри перевел дыхание, прислушиваясь к ощущениям: вроде, ничего не обжег? Пробормотал: "Спасибо", — затягивая ремень потуже и щелкнув пряжкой. И рысцой потрусил к выходу.
Из‑за двери в комнату слизеринцев вертикальной полоской просачивался свет.
— Возьми, — Луна оказалась рядом и сунула ему в руку очки. — Что там?
— Я посмотрю. Подожди здесь.
Настороженно озираясь, он двинулся по коридору. Всего десяток футов, несколько шагов босиком по покрытой высохшей грязью ковровой дорожке, а внутри зашевелилось нехорошее предчувствие. Даже не предчувствие — уверенность. Гарри уже знал, что увидит, и от этого неизбежного знания становилось гадко, мерзко на душе. Шаг за шагом, чувствуя, как трется о голую кожу жесткая, мятая ткань брюк, морщась, невольно задерживая дыхание и понимая, что ничего нельзя изменить. Оно, это знание, витало в воздухе тяжелым, теплым горько–соленым запахом меди, и добравшись наконец до комнаты, проделав эти несколько шагов, Гарри в изнеможении прислонился плечом к косяку.
— Гарри? — тихонько позвала Луна, появляясь на пороге их комнаты и стягивая на груди края блузки.
— Не подходи сюда, — выдохнул он, прижимая ладонь с растопыренными пальцами к лакированному дереву двери. Слегка надавил, слыша за спиной неуверенные шаги: она не послушалась или не услышала его.
Первым, что он увидел, была размазанная по полу кровь, словно густая подсохшая краска: брызги, разводы, отпечатки подошв и каблуков. Создавалось впечатление, будто кто‑то поскользнулся и грохнулся на пол, а потом долго и безуспешно пытался вскочить на ноги.
Малфой.
Тело Блейза Забини Гарри обнаружил возле растопленного камина. Полностью одетое и… мертвое. Черные дорожки крови брали начало от раскинутых в стороны рук, под головой расползлась целая лужа: оранжевые отблески пламени танцевали на ее глянцевой поверхности.
Гарри почувствовал, как неумолимый жгут отчаяния и страха туго сдавливает горло, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он открыл рот, хватая пересохшими губами воздух, силясь выдавить хоть слово: удержать Луну, запретить ей входить в комнату, не позволить увидеть… И не смог. Тошнотворный ужас кольцами свернулся в желудке, зашевелился, и Гарри попятился, едва переставляя ослабевшие ноги, усиленно глотая всухую, не давая рвотным позывам взять над собой верх. Натолкнулся спиной на застывшую в проходе ошарашенную Луну. Оглянулся. Глаза у девушки сделались неживыми, омертвевшими, стеклянными, как у одного из чучел животных в кабинете Макгоннагал. Захотелось закрыть ее собой, отгородить от чудовищного зрелища, взмахнуть палочкой и стереть из ее памяти воспоминания. Уж лучше мучительный туман и настороженные вопросы, чем этот жуткий остекленевший взгляд, словно приклеенный к распластанному на полу телу.
— Пойдем, — Гарри сжал пальцы у нее на запястье, потянул за собой. — Нужно вернуться в комнату и поставить защиту. До утра не выходить. Вспомнить все заклятия, какие знаем. Где у тебя гвоздь? Для чего‑то он все‑таки нужен, раз Моуди велел взять его с собой. Распотрошим Кодекс, сожжем к чертовой матери в камине — будем выдергивать страничку за страничкой, пока не выпытаем все, что нужно.
Гарри говорил и говорил, таща Луну за собой к оставшейся открытой двери их комнаты. Главное — не молчать. Говорить. Все равно о чем. Лишь бы слышать звучание голоса в леденящей, мертвой тишине коридора. Лишь бы помнить о том, что у него все еще есть голос и что раз этот голос звучит, значит, ты жив.