Никто не знает, как Старый Тоби нашел табак, и сам он до последнего дня никому об этом не рассказывал. Путешествовал он немного, вряд ли ходил дальше Брыля, но о травах знал все. Вполне возможно, что именно в Брыле Тоби и узнал о табаке. Во всяком случае, сейчас он растет там на любом южном склоне. Конечно, брыльские хоббиты считают себя первыми курильщиками, но их послушать, так они во всем впереди Шира. Хотя насчет табака они, похоже, правы. Верно и то, что к Гномам трубочное зелье пришло через Брыль. А потом уж втянулись и другие народы — Следопыты, Маги и прочие, которые до сих пор ходят взад–вперед через древний перекресток. Таким образом, центр этого искусства определяется достоверно — корчма в Брыле «Резвый Пони», которую с незапамятных времен содержит семья Маслютиков.
Однако мне не раз приходилось путешествовать на юг, и я пришел к выводу, что табак не всегда рос на землях Шира. К нам на север он пришел из низовий Андуина, а туда попал в свое время из–за Моря вместе с Людьми Запада. В Гондоре его сколько угодно, там он выше и гуще. Разводят его ради запаха цветов. За века, прошедшие со времен Элендила, табак по Зеленопутью добрался до севера и обосновался в теплых защищенных местах, подобных Долгой Долине. Но хоть в Гондоре и начали разводить табак немного раньше, набить им трубки первыми догадались хоббиты. Маги, и те переняли искусство курения от нас. Правда, один из моих знакомых магов утверждал, что владеет этим искусством давным–давно, и в это можно поверить: курит он так же здорово, как и все остальное делает».
Шир состоит из четырех четвертей или Четей: Северной, Южной, Восточной и Западной. Каждая из них содержит, в свою очередь, множество областей, поселений и местечек, чаще всего носящих имена родов, некогда живших на этих землях. Почти все Туки жили или живут в своих Тукгорах, а вот о Сумниксах или Умниксах этого не скажешь. Восточные и западные окраины составляют отдельные, не входящие в Чети области: Заскочье и Западный Кром, присоединенный к Ширу в 1462 году. В то время никакого «правительства» в Шире не было. Каждый род занимался своими делами, сводившимися, в основном, к тому, чтобы вырастить, а потом съесть еду, и дела эти занимали практически все время. Жители Шира скупостью не страдали, обходились тем, что имели, и ради богатства из кожи вон не лезли. Наверное, поэтому небольшие фермы, маленькие мастерские и лавчонки оставались неизменными для многих поколении обитателей Шира. Память о княжеской власти в Форносте еще жила в народе, хотя князя не было уже без малого тысячу лет, а развалины Форноста (или Северина, как называли его хоббиты) давно заросли буйными травами. Ощущая себя живущими в настоящем государстве, хоббиты с пренебрежением относились ко всяким диким народам и тварям (вроде троллей), живущим «без царя в голове». Все свои проверенные временем Правила (так хоббиты называли те немногие законы, по которым жил Шир) они приписывали князю и соблюдали неукоснительно.
Среди знатных хоббитских родов испокон веку выделялся род Туков; еще лет триста назад булава Тана перешла к ним от Староскоков, и с тех пор каждый новый старейшина Туков неизменно принимал этот титул. Он созывал сходы, был воеводой ширской дружины и хоббитского ополчения, но нужды в них не возникало уже так давно, что танство постепенно превратилось просто в почетное звание. Уважение Тукам приносили более весомые вещи: многочисленность, богатство и целый ряд выдающихся родичей, обладавших в равной мере и сильным характером, и склонностью к авантюрам. Правда, всяких приключений в Шире не любили — морока с ними сплошная — но Тукам прощали, а старейшину Туков величали не иначе, как полным именем (вообще–то употреблявшимся в Шире редко) с добавлением числительного при необходимости, — например, Изенгрим II.
В ту пору, о которой пойдет речь, полноправным представителем власти был мэр Микорыт (и всего Шира). Его избирали на Вольной Ярмарке на Белых Увалах, проводившейся каждые семь лет в середине лета. Первейшей (и чуть ли не единственной) обязанностью мэра было присутствие на пирах по случаю праздников (а в них недостатка никогда не было). Заодно мэр исполнял обязанности Почтмейстера и Первого Ширрифа (что–то вроде начальника полиции). Но если почтовая служба еще требовала некоторых хлопот — хоббиты, владеющие грамотой, без конца писали своим родственникам, друзьям и знакомым, жившим дальше полутора послеобеденных прогулок, — то ширрифам делать было попросту нечего. Единственным признаком формы для них являлось перо на шляпе, а полицейские функции сводились к розыску заблудившегося скота да всяким потравам, в коих повинен был все тот же скот. На всю Управу Благочиния вполне хватало двенадцати ширрифов — по три на каждую Четь. На границах их требовалось больше. Там они, что называется, «околачивали» — присматривали за всякими «околотнями», большими и маленькими, чтобы не досаждали.
Как раз когда начиналась эта история, околотней развелось великое множество. Сообщения и жалобы о всяких разумных и неразумных чужаках, наводнивших Приграничье, совсем одолели. А уж это — первейший признак неблагополучия: все не так, как следовало бы и как всегда было. Правда, большинство хоббитов и ухом не вело, даже Бильбо не задумался над тем, что сулят эти события. Шестьдесят лет минуло с тех пор, как он вернулся из Путешествия, даже по хоббитским меркам возраст весьма преклонный, ведь едва ли половина хоббитов справляет свое столетие. Но как бы там ни было, а Бильбо жил себе да жил, и, надо заметить, жил безбедно; видно, от богатства, обретенного в странствиях, кое–что еще оставалось. Что привез, да что истратил, да сколько осталось — про то он никому не рассказывал, даже племяннику своему любимому, Фродо. И по–прежнему хранил в тайне найденное кольцо.