— И мы не хотим на него опоздать, — сухо отозвалась Джейн.
— Я определенно не хочу, — ответил Роберт. — Поздравляю с поступлением, мистер Лэмберт. Пошли, Джейн.
Джейн секунду помедлила, а потом последовала за братом. Лэмберт громко произнес им вслед слова прощания и надежнее прихватил устав. Свободной рукой прикрывая свечу, он направился обратно к колледжу Тернистого Пути. Несмотря на легкий ветерок, он намеревался уберечь пламя. Оно должно гореть как можно дольше.
Стояло раннее утро конца сентября — в Гласкасле наступил первый день осеннего семестра. Возвращающиеся студенты приветствовали друг друга по всем помещениям трех колледжей. Повсюду царило бурное веселье и обмен шуточками. В мансарде, отведенной Лэмберту как первокурснику, он стоял на стуле, пытаясь выглянуть в окно и определить местоположение своей комнаты.
Пространство было чуть больше чулана — переоборудованный шкаф под скатом крыши. Наклонные дубовые стропила ждали, когда Лэмберт забудет об их существовании и стукнется о них головой. Узкая кровать стояла в одном углу комнаты, а письменный стол, уже почти скрытый стопкой нотных листов и учебниками с основами латыни, прятался в другом углу.
Поверх стопки лежало письмо от Николаса Фелла, полученное только накануне. В нем Фелл делился с Лэмбертом своими впечатлениями от комфортабельного и быстрого плавания через Атлантический океан, которое он совершил на «Титанике», описывал суматошное движение, характерное для Нью-Йорка, и выражал возмущение сложностями, сопряженными с покупкой железнодорожных билетов от Нью-Йорка до Ларедо в штате Техас.
Поверх письма от Фелла лежало письмо от Джейн, отправленное из Гринло. Ее благополучие подразумевалось самим существованием этого письма, а упоминание о приезде было всего лишь постскриптумом, сопровождавшим полное энтузиазма описание необычного возвращения Джейн. Не все поездки представляли собой утомительный набор дорожной пыли, паровозной сажи и морской болезни. Некоторые виды транспорта были намного хуже, поскольку личные неудобства приправлялись еще и физической опасностью. Полковник Сэм Коди взял ее с собой в качестве пассажирки. Вместе они перелетели через Ла-Манш во Францию. Прекрасная погода и удача помогли Джейн благополучно прибыть домой в Гринло на аэроплане.
Поверх письма от Джейн лежала одна игральная карта, тройка червей. Это был талисман Лэмберта, каким бы путем ни попал он на поднос для визиток в комнате Фелла.
Самым привлекательным элементом в комнате было окно в потолке. Лэмберт тщательно осмотрел его переплет и раму. Было заметно, что недавно оно протекало — и, как он догадывался, будет протекать регулярно в течение всей зимы. Однако его это не смущало. Солнечный свет, наполнявший комнату, вполне компенсирует необходимость время от времени выносить ведра с дождевой водой. Еще одно окно в комнате, боковое, имело переплет в виде мелких ромбов и было почти полностью затянуто плющом.
С трудом приоткрыв боковое окно, Лэмберт принялся терпеливо пилить плющ перочинным ножом. Когда пространство удалось очистить, он протиснулся в узкий проем и вдохнул утренний воздух.
Далеко внизу, во внутреннем дворе колледжа Трудов Праведных, были видны студенты, но ни звука оттуда не доносилось. Ветки деревьев и угол шиферной крыши закрывали от Сэмюэля землю. Но зато сама крыша представляла немалый интерес. Лэмберт не сомневался в том, что очень скоро выучит все контуры дождевых стоков и свойство всех видов мха, растущего на шифере.
Погода стояла чудесная — небо было совершенно безоблачным и безгранично синим. После череды упорных дождей в конце августа возвращение сухой погоды казалось настоящим подарком. Лэмберту видны были все детали крыши и труб здания колледжа Святого Иосифа, а за ними — внушительный силуэт Зимнего архива. Еще дальше было только небо. Только весь мир.
В течение целой четверти часа Лэмберт любовался своей настоящей родиной, наслаждаясь ее звуками и запоминая цвет небес. Он слышал далекий смех и разговоры, колокола и щебет птиц, а когда ветер дул в нужную сторону — тихие мелодии гимнов. Все это составляло музыку, от которой сердце его распахнулось, а глаза чуть увлажнились.
Наконец Лэмберт вернулся в комнату, запер окно и осторожно спустился со стула, памятуя о почтенном возрасте мебели. В конце концов, ему нельзя вечно смотреть в окно. Он студент Гласкасла, свободный и равноправный. Лэмберт расправил плечи и позволил себе проникнуться этой мыслью. Он студент Гласкасла, и у него много дел.