Ближе к рассвету дождь понемногу затих, а гром выбился из сил и устал ворчать. На заре, когда над Ясеневой улицей защебетала первая птица, небо было ясным и чистым, как будто его хорошенько вымыли к началу нового дня.
Именно тогда старый трухлявый ясень содрогнулся, издал странный, скрипучий стон – и развалился надвое. Половины с оглушительным треском рухнули в разные стороны, опрокинув забор и усеяв лужайку, клумбы, батут и крышу сарая переломанными ветками и мириадами щепок. Сад теперь было не узнать. В человеческом доме начался переполох: взрослые и дети, разбуженные внезапным грохотом, подскакивали в постели, испуганно таращили глаза и хватались за сердце. Над садом с тревожными криками метались птицы.
В один-единственный ужасный миг опрятный садик исчез под горой обломков, а от уютного дома у корней ясеня ничего не осталось. Шкафчики, так искусно сделанные из коры, были расплющены. Шкатулка с драгоценной коллекцией песчинок погибла. Почти все ракушки с наливкой были разбиты вдребезги. А трое жильцов домика куда-то пропали.
3. Конец и начало. Трое бездомных хранителей отправляются в поход
Через путаницу упавших веток осторожно пробралась девочка с взлохмаченными волосами, одетая в клетчатую пижаму и халатик. В руке у неё был надкусанный ломоть хлеба, невероятно щедро намазанный шоколадной пастой.
– Эй, кто-нибудь! – позвал Дождевик из-под перевёрнутого птичьего гнезда.
– Ой, помогите! Слезь с меня! – завопил Вереск, отчаянно брыкаясь, чтобы сбросить крупную щепку – почти что целый сучок! – со спального мешка, который до этой ужасной минуты казался таким тёплым и уютным. Тем временем Мох пытался хоть что-нибудь рассмотреть сквозь упавшую на него кучу сухих коричневых семян ясеня.
– Это что, к-конец света? – жалобно проскулил Мох.
И вдруг, без всякого предупреждения, огромная рука сгребла семена и отшвырнула прочь, как будто они совсем ничего не весили. Вереск, который уже собирался выползти на свет, завопил от ужаса и юркнул под гнездо, поближе к Дождевику.
Мох на всю жизнь запомнил то, что случилось в следующий миг. Над развалинами их милого дома нависло огромное человеческое лицо со смуглой кожей, чёрными волосами и шоколадом на подбородке. Лицо улыбнулось.
– Привет, – сказал голос.
Мох застыл на месте, выпучив глаза от страха.
– Ты не ушибся, малыш?
Как это может быть? Современный человеческий ребёнок говорит на языке природы? Наверное, ему просто мерещится?
– Я Ро. Я живу тут рядом, в пятьдесят первом доме, за вашим забором. Только забора теперь нет. А ты кто такой?
– Молчи, Мох! – донёсся громкий шёпот из-под гнезда. – Не говори, как тебя зовут!
– Мох! – сказала девочка. – Клёвое имя! Это какое-то сокращение?
Натянув одеяло до самого подбородка, Мох смог только мотнуть головой туда-сюда.
– Просто Мох? Ну ладно. Рада познакомиться. Так меня папа учит говорить, только я всё время забываю. Тебе что-нибудь нужно? Я могу принести. Слушай, если хочешь конфет, я тебе дам немножко своих.
Мох весь затрясся, но не сказал ни слова.
– А может, отнести тебя в безопасное место? К нам в сарай, например. А дверь я оставлю открытой. Мы так делали в прошлом году, когда в дом залетела птица. Прямо через стекло! Папа сказал, что ей просто надо прийти в себя и отдохнуть. И правда, она потом выздоровела и улетела.
Мох по-прежнему молчал.
– Это был зяблик, – продолжала девочка. Самец, так папа сказал. Они живут у нас в кустах. Вот поэтому мы их не стрижём – ну, кусты. А ты когда-нибудь видел гнездо? А я видела, только старое, уже пустое. Оно было круглое, а внутри много-много перьев. Птицы их так здорово строят!
Молчание.
– Не знаю, зачем этот глупый зяблик полетел прямо в стекло. Как ты думаешь? Может, он его просто не заметил? Но я всё равно обрадовалась, когда он выздоровел. Хоть он и обделал мне весь самокат.
Бедняга Мох не мигал уже, кажется, целую вечность. Ро снова откусила хлеба с шоколадом и принялась жевать, задумчиво склонив голову набок.
– Может, ты просто хочешь побыть один?
Мох медленно, опасливо кивнул.
– Так нечестно… Почему-то животные никогда со мной не играют. А я просто хочу подружиться. Может, ты им всем скажешь, что я хочу дружить? Слушай, мне ужасно жалко твой домик. Он был такой уютный – даже лучше, чем гнездо. Куда же ты теперь пойдёшь?