«И невзирая на полную бессмысленность некоторых из них», — подумала Мэйлин.
Она подняла голову к небу. Скоро начнет темнеть. Что-то она сегодня припозднилась. Никто за ней не следил и не контролировал, когда она приходит и уходит, однако Мэйлин всегда стремилась до захода солнца вернуться домой. Давняя привычка, сохранявшаяся и по сей день, когда это уже потеряло всякий смысл.
А может, и не потеряло.
Мэйлин опустила фляжку в передний карман платья и только сейчас заметила, что на кладбище есть кто-то еще. Девочка-подросток. Девчонка была совсем тощей. Из-под рваной футболки проглядывал впалый живот. Джинсы были под стать футболке — старые и с дырами на коленях. Какая-либо обувь напрочь отсутствовала. Левая щека была перепачкана в земле. Въевшаяся в веки косметика говорила о том, что девчонка не смывала ее на ночь. Сейчас хозяйка драной футболки и старых джинсов отрешенно брела по ухоженному кладбищу. Она не признавала дорожек и двигалась напрямик — к старому семейному склепу, что находился рядом с тем местом, где остановилась Мэйлин.
— Тебя-то я уж никак не ожидала, — пробормотала Мэйлин.
Ее удивили руки девчонки. Те двигались сами по себе. Их движения не были ни угрожающими, ни расслабленными. Просто руки, жившие своей собственной жизнью.
— Я вас искала, — не поздоровавшись, сказала девчонка.
— Я не знала. Если бы знала…
— Теперь это неважно, — возразила девчонка, не сводя с нее глаз. — Главное, я вас нашла.
— Да уж, нашла.
Мэйлин подкатила к себе ручную тележку, куда поставила лейку и положила садовые ножницы. Вскоре туда же отправилась жесткая щетка, которой она расчищала камни надгробий. Мэйлин развернула тележку, и под лейкой звякнули опустевшие бутылки.
Вид у девчонки был печальный. Темные глаза застилала пелена непролитых слез.
— Я пришла, чтобы найти вас, — повторила она.
— Я не знала, что ты появишься, — сказала Мэйлин, вытаскивая листик, застрявший в волосах этой странной девчонки.
— Ну и что? — простодушно спросила та.
Она подняла руку, растопырила пальцы с облупившимся красным лаком на ногтях. Пальцы застыли, словно она не знала, что с ними делать дальше. Чувствовалось, детский страх в ее душе сейчас борется с подростковой самоуверенностью. Самоуверенность победила.
— Я пришла, — с вызовом в голосе повторила девчонка.
— Вижу, что пришла.
Мэйлин покатила тележку к воротам. Там она достала из сумочки старый ключ и открыла замок. Ключ с трудом поворачивался. Створки ворот слегка поскрипывали. «Надо будет снова напомнить Лиаму, — мысленно завязала она себе „на память“ узелок. — Сколько раз просила смазать замок, а он всё забывает».
— У вас есть пицца? — спросила девчонка. Теперь ее голос звучал мягче. — И еще какао. Я очень люблю разные шоколадные напитки.
— Что-нибудь найдется, — ответила Мэйлин.
У нее слегка дрожал голос. Странно: она уже не в том возрасте, чтобы чему-то удивляться. Встреча с этой девчонкой — вообще за пределами ее понимания. Она не должна была здесь появляться. Почему родители позволили ей болтаться по городу? Почему вовремя не сообщили Мэйлин? Как-никак, в Клейсвилле есть законы, которые для того и существуют.
Они вышли на тротуар. За воротами «Сладостного покоя» мир не был столь опрятным и ухоженным. Плитки тротуара давно не меняли, и из трещин лезли тугие, как жгуты, стебли упрямой травы.
— Кто по трещине пройдет, сломает мамочке хребет, — шепотом произнесла девчонка, наступив босой ногой на щербатый бетон. — Чем трещина шире, тем больнее, — добавила она, улыбнувшись.
— А это уже не в рифму, — заметила Мэйлин.
— Не в рифму? — искренне удивилась девчонка. — Тогда так: чем трещина длиннее, тем мамочке больнее. Теперь в рифму.
Девчонка размахивала руками, но совсем не в такт ходьбе. Шагала она уверенно, однако и здесь наблюдалась какая-то странность. Словно она шла не босиком, а в тяжелых кованых сапогах. Там, где она проходила, бетон крошился.
Мэйлин шла молча, толкая тележку. У поворота к своему дому она остановилась, достала фляжку и вылила на землю остатки виски. Другой рукой Мэйлин открыла почтовый ящик. Внутри лежал плотный конверт с наклеенной маркой и надписанным адресом. Дрожащими пальцами Мэйлин опустила фляжку в конверт, запечатала его, содрав защитную полоску с клапана, и положила бандероль внутрь ящика. Затем она подняла вверх красный флажок — сигнал для почтальона. Если рано утром она не заберет бандероль и не опустит флажок, разбухший конверт отправится к Ребекке. Мэйлин провела ладонью по заржавленному корпусу ящика. Почему у нее так и не хватило смелости обо всем рассказать Ребекке?