Когда все вокруг состоит из оттенков серого, даже грязь и копоть воспринимаются по-иному. Байрон сделал это открытие, идя по улице города, который нельзя было назвать ни старинным, ни современным. Через какое-то время деревянные здания сменились кирпичными, а потом стали попадаться дома из бетона, стали и стекла. Коляски и телеги соседствовали с велосипедами, мотоциклами и автомобилями 50-х годов. Столь же пестрой была и одежда жителей города. Некоторые женщины носили платья девятнадцатого и даже восемнадцатого века, другие шли в демократичной и вполне современной одежде. В этом сосуществовании эпох была какая-то неестественная красота, словно какой-то художник объединил их на своей картине, идеализировав каждую сообразно своим представлениям. Но она не умиротворяла. В ней было что-то тревожное. А может, Байрону это только казалось.
Людей было очень много — буквально на каждом шагу. Они заполняли тротуары, магазины, ресторанчики. Байрон с удивлением заметил, что многие жители города вооружены, причем далеко не все револьверы находились в кобурах. Гораздо чаще они были заткнуты за пояс или выглядывали из карманов. Наверное, это считалось местной традицией, поскольку оружие никого не пугало. Матери преспокойно катили коляски и вели за руку маленьких детей. Но еще сильнее, чем откровенная демонстрация оружия, Байрона поразили пары, где мужчины и женщины, судя по одежде, принадлежали к разных эпохам. Впрочем, это ничуть не мешало им оживленно разговаривать, смеяться и оказывать друг другу знаки внимания.
— Давненько у нас не было туристов, — с явным удовлетворением проговорил Чарли.
— Байрон — не турист, — возразил Уильям. — Он здесь на законных основаниях, как я и все, кто был прежде меня.
— В этом еще надо убедиться.
Они подошли к перекрестку. Чарли остановился и замер, склонив голову. Сигара успела переместиться к нему в рот.
— Обождем здесь, — сказал он.
Через несколько секунд по перпендикулярной улице промчался поезд. Он двигался совершенно беззвучно и без всяких рельсов. Вскоре от него осталась лишь быстро удаляющаяся точка.
Чарли вынул из жилетки карманные часы, щелкнул крышкой. Байрон не успел разглядеть положение стрелок. Часы вернулись обратно в карман, а их хозяин ступил на людную улицу.
— Теперь путь свободен.
— Это потому что прошел поезд? — спросил Байрон.
Чарли смерил его взглядом.
— Паренек не блещет сообразительностью, — сказал он, обращаясь к Уильяму.
Тот улыбнулся, но улыбку вряд ли можно было назвать дружеской.
— А по-моему, он достаточно сообразителен и лучше, чем я, пригоден для работы. Если тебе нужна ссора, Чарльз, дождись, пока мы поговорим о главном.
Возникла пауза. Потом Чарли рассмеялся.
— Я всегда рад тебя видеть, старик. С удовольствием поболтал бы с тобой наедине. Может, задержишься в наших краях?
Уильям покачал головой.
— Я иду туда, где Энн. Сомневаюсь, чтобы моя жена была где-то здесь.
Они пересекли странную улицу, по которой без предупреждения ходили поезда. Пройдя еще немного, Чарли остановился перед стеклянной дверью с надписью: «Таверна „Тип-топ“. Собственность мистера С.». Дверной ручкой служил медный прут, вставленный в дверь. Чарли потянул за прут, открыл дверь, вошел первым и жестом радушного хозяина пригласил Уильяма и Байрона последовать за собой.
— Как насчет твоей Хранительницы? — негромко спросил он.
— Помолчи, — угрюмо отозвался Уильям и показал ему кулак.
— Полегче, старик.
Неприкрытая угроза Чарли сопровождалась все той же улыбкой и покачиванием сигары.
— С твоей Хранительницей все в порядке. Но показаться, пока ты здесь, она не сможет. Правила есть правила.
— Отец, кто такая Хранительница? — спросил Байрон.
Удивление на лице Чарли сменилось сомнением, а затем усмешкой.
— Ты что, до сих пор ничего не рассказал своему отпрыску? Ты меня поражаешь, Уильям.
Чарли вперился в него глазами.
— А девчонка? Такая же невинная?
Уильям разжал пальцы.
— Мы с Мэйлин решили, насколько возможно, держать их в стороне от… всего этого.
— Ты-то еще там, а Мэйлин уже здесь, — присвистнул Чарли.
У Байрона лопнуло терпение.
— Может, вы оба посвятите меня в смысл вашего разговора?
Чарли повернулся к нему.
— Знаешь, парень, я бы ни за какие сокровища мира не согласился бы оказаться сейчас в твоей шкуре. Но мне повезло: я попал к самому началу спектакля. Будет не грех заплатить за лучшее место, чтобы все видеть и слышать.
Он прошел мимо Байрона и углубился в зал. Невзирая на название, чувствовалось, что «тип-топ» этой таверны давно миновал. Стены покрывали выцветшие обои. В некоторых местах они были сильно порваны. По потолку тянулись какие-то трубы, а бархатные диванчики почти все были продавлены. Невдалеке от входа находилась невысокая сцена с ударной установкой и кабинетным роялем. В отличие от остальных деталей интерьера, музыкальные инструменты были совсем новые и блестящие. От сцены начинались ряды столиков, покрытых одинаковыми полотняными скатертями. Столики окружали стулья с высокими спинками. На каждом столике горела небольшая свеча. В дальнем углу зала Байрон увидел деревянную стойку и портьеру, скрывавшую еще одну дверь. Портьера, как и скатерти, была потертой и выгоревшей. Заведение, когда-то вполне элегантное, ныне сохраняло лишь налет элегантности. В отличие от других ресторанов, встретившихся им по дороге, таверна «Тип-топ» пустовала. Кроме официантки и бармена, в зале никого не было.