— Значит, Трой исчез? Покинул город?
У Ребекки сжалось сердце. Трой никогда не был ответственным парнем, но бар он любил. «Галлахер» и Эмити были единственным смыслом его жизни. Школьницей они вместе с Троем посещали курсы рисования. После смерти Эллы ей стало не до курсов. А потом она и вовсе уехала из Клейсвилла. Ребекка и думать забыла о Трое. В один из приездов сюда она вдруг встретила его в «Галлахере», где он смешивал коктейли. Оба обрадовались встрече. Тогда-то Трой познакомил ее с Эмити — своей напарницей и, как сразу было понятно, предметом его страсти.
— Я ничего о нем не знаю, — сказала Эмити, заканчивая вытирать столики. — Исчез и все. Вообще-то люди из Клейсвилла редко уезжают насовсем. Знаешь, иногда мне кажется: здесь не так все просто. А потом… вообще забываю. Ну, уехал и уехал. Дэниел считает это заурядной «любовной ссорой». Сказал мне, что не надо было заглядываться на другого парня. Но у нас с Троем отношения начали портиться еще раньше. И другой парень тут ни при чем.
— А может, этот другой парень что-то сказал Трою? Задел его самолюбие? Я помню еще по школе: Трой иногда такое выдумает. И сам же в это верил. Он был знаком с твоим новым парнем?
— Он… новый парень просто заполняет мной время. Вот так-то, Бекс. Можешь мне верить.
У Ребекки в мозгу вертелась не слишком приятная догадка, которую она всячески гнала от себя прочь. Неужели «новый парень» Эмити — Байрон? А если даже и Байрон, ей-то что? Не она ли сама заявила Байрону, что между ними все кончено? И какое ей дело до того, с кем встречается Эмити?.. Выходит, есть дело.
— Слушай, а может, мне поговорить с твоим парнем? Вдруг узнаю что-нибудь о Трое?
Эмити подошла к стойке, улеглась на нее, перегнулась и вытащила пульт музыкального автомата.
— Танцы за счет заведения, — сказала она, включая автомат. — Выбери что-нибудь повеселее. Потанцуем.
— Я так давно не танцевала, — призналась Ребекка, выходя из-за стойки. — Кстати, а ты с шерифом Мак-Инни говорила?
— О чем? — натянуто улыбнулась Эмити. — Об исчезновении Троя? Да, он знает.
— И что?
— Я тебе уже сказала: Трой — ненадежный человек. И отношение к нему соответствующее. Так мне шериф и заявил. Я просила Бонни-Джин поднять этот вопрос на заседании городского совета. Но у моей сестры одно на уме — как произвести впечатление на мэра. Я ей несколько раз напоминала. В этом они с Троем похожи.
Дверь бара открылась. В зал вошло шестеро мужчин.
— У вас еще открыто? — спросил один из них, теребя в руках шляпу.
На лице Эмити мгновенно вспыхнула улыбка разбитной барменши. Широким жестом она пригласила посетителей проходить и рассаживаться.
— Перерыв окончен, Бекс. Выбери что-нибудь погромче. Только умоляю, никаких блюзов. И кантри не надо.
Ребекка кивнула и подошла к старому музыкальному автомату. Эмити уже весело щебетала с посетителями, выясняя, кто что будет заказывать. Как будто и не было у них никаких разговоров личного характера…
— Смелее, джентльмены. Наши бокалы пока еще не научились улавливать ваши мысли. Так что делайте заказы. Кстати, у нас новая барменша, и мне надо ее учить. А как же я могу научить ее всем премудростям нашей профессии, если вы не закажете кучу выпивки? Я возвращаюсь за стойку, а вы мне делаете заказы.
Эмити подбежала к стойке, вскочила на нее и спрыгнула вниз. Посетители смущенно переглядывались.
— Ну, так что заказываем?
21
Байрон сидел за столиком вместе с отцом и Чарли. Из задрапированной двери появилась женщина в блестящем платье со шлейфом. Поскольку пажа у нее не было, шлейф подметал собой пол. Угольно-черными волосами и лицом женщина напоминала Бетти Пейдж — известную журнальную красотку 50-х годов. Женщина подошла к их столику.
— Вы меня звали, Чарли? — спросила она.
Голос у нее был с хрипотцой, что вполне могло оказаться следствием тесного корсета и лифчика особой конструкции. Лифчик так высоко приподнял ее грудь, что казалось — еще немного, и она вывалится из глубокого выреза платья.
— Будь хорошей девочкой и спой нам, — сказал Чарли, рассеянно похлопывая ее по заду. — Не выношу тишины.
Послышался резкий щелчок, и на сцене вспыхнул единственный прожектор. Портьера над дверью вновь приподнялась, и оттуда вышли трое мертвых музыкантов. Один из них тащил контрабас. Он остановился первым. Затем на свой насест взгромоздился ударник. Последним сел пианист.