— Не скрою, ваш город меня притягивает, — созналась Ребекка, отворачиваясь от панорамы манящих улиц. — Но я не собираюсь все время находится у вас под крылышком.
— Почему?
— И вы еще спрашиваете?
— Спрашиваю, — сказал он, отпивая глоток и не переставая смотреть на нее. — Зачем ты отказываешься от защиты и сопровождения в совершенно незнакомом тебе мире? Тебе что же, даже гид здесь не нужен? В чем дело, Ребекка? Я тебя чем-нибудь обидел? Или я вел себя чересчур грубо, когда защищал тебя от пуль?
— Нет.
Ребекка снова села. К ее недоверию теперь примешивалось чувство вины. Чарльз действительно спас ее. Он не похищал ее, не заставлял под дулом револьвера идти сюда. Он не сделал ничего предосудительного, ни словом, ни жестом не оскорбил ее. Наоборот, он привел ее в безопасное место, где она прекрасно отдохнула. А одежда? А восхитительная пища? Она не получила всех ответов, на какие рассчитывала. Наверное, на то тоже есть свои причины. И какое бы внутреннее беспокойство ни ощущала сейчас Ребекка, отрицать очевидное она не могла.
— Вы спасли меня. Я у вас в долгу. И я вовсе не хотела вас обидеть.
— Я все тебе прощаю, — великодушно улыбнулся Чарльз. — Ты должна знать: пока Гробовщик ищет путь сюда, ты можешь спокойно отдыхать от превратностей нашего мира.
— Превратностей?
— Да, дорогая Ребекка. Если ты не будешь устраивать мертвых, они съедят тебя заживо. Боюсь, в самом буквальном смысле. Ты — это барьер между мертвыми и живыми. Моя защитница. И их защитница тоже, — добавил Чарльз, обводя рукой город. — У тебя тяжелая работа, и ты всегда можешь прийти сюда и отдохнуть среди своих.
Уорд принес десерт. Точнее целую дюжину различных десертов на круглом подносе, где нашлось место серебряным ножам, вилкам и ложкам.
— Я уже говорил и повторю снова: тех самоуверенных мерзавцев мы найдем и накажем. И у тебя здесь будет охрана.
Чарльз принялся нарезать пирог.
— Всегда такая пропасть десертов. Сегодня особенно. Стремился угадать все твои кондитерские пристрастия.
— Вы про Уорда?
— Нет, дорогая. От Уорда на кухне никакого толка. Он — мой личный телохранитель… Рекомендую попробовать, — добавил он, дотрагиваясь вилкой до пирога с кремом. — Потрясающе вкусно.
— Как странно. Мне кажется, все в этом городе знают, кто я и что здесь делаю. А у меня — вопросы на каждом шагу. Мэйлин никогда мне…
Ребекка не знала, о чем говорить. Она почти ничего не знала о Чарльзе, но говорила с ним искренне, словно интуитивно ему доверяла. Ей хотелось не десерта, а смотреть на город.
Чарльз не настаивал. Он встал рядом с Ребеккой.
— Мэйлин — удивительная женщина. Как артистично она управлялась с мертвыми.
Тишину нарушил пронзительный клаксон промчавшегося автомобиля. Чарльз поморщился.
— Знаю, ты иногда сердилась на нее за то, что она многое от тебя утаивала. Но у Мэйлин были на то вполне объективные причины.
— А по-моему, иногда эти «объективные причины» ничем не лучше вранья, — выпалила Ребекка и тут же мысленно отругала себя за несдержанность.
— Твоя бабушка не была ни глупой, ни капризной, — сказал Чарльз, осторожно касаясь ее руки. — И причины у нее действительно были. Кстати, ты знаешь, что твоя мать в свое время сделала аборт?
— Нет… Что странного? Многие женщины…
— Мы говорим не о многих женщинах. Джулия сделала аборт, поскольку Джимми не хотел, чтобы их общая дочь впоследствии стала Хранительницей.
Чарльз сжал руку Ребекки.
— Джимми считал, что его дочь Элла погибла по вине Мэйлин. Он знал дальнейший расклад: преемницей Мэйлин станет либо кто-то из его племянниц, либо ты. Когда умерла Элла, твоя мать уже была беременна их общим ребенком. И Джимми настоял на аборте.
— Получается, мой отчим знал обо всем этом.
Так вот почему Джулия так ненавидела Клейсвилл и не захотела приехать туда даже на похороны бывшего мужа!
— Скажите, Джимми знал о мире мертвых?
— В вашем мире эти знания доступны очень немногим. Но для членов семьи Хранительницы делается исключение. У Мэйлин мать тоже была Хранительницей. Кстати, Битти умерла легко. Она просто вошла в мою дверь, когда Мэйлин была готова занять ее место.
Чарльз вздохнул.
— М-да, Битти. Могла вспылить на ровном месте. Зато никогда не жаловалась на свою миссию. Ни разу не дрогнула. Одному чересчур ретивому мужчине воткнула в глаз шляпную булавку… Твоей матери было тяжело. В один год она потеряла Эллу, которую очень любила, и свою неродившуюся дочь. Она не смогла простить это Джимми. А бедняга не смог это пережить. Он упрекал Мэйлин за то, что та исковеркала жизнь стольким людям. Ему было страшно. Страх его и доконал.