— Ты знала, что он собирается со мной сделать?
— Пол говорил…
— Не ври!
Дайша обломила сигарету, и тлеющий конец упал матери на колено. Гейл вскрикнула и заерзала, пытаясь сбросить его на пол.
— Ах ты, сука малолетняя! Как ты смеешь так себя вести с матерью?
— А как ты смела отдать меня незнакомому человеку? Не думала, что я вернусь назад?
Дайша растоптала тлеющий окурок, не дав ему прожечь очередную дыру в ковре.
— Ты все знала. Тебе было нужно, чтобы я не вернулась.
— Пол говорил… во многих странах дочерей и сейчас выдают замуж по выбору родителей. Родителям еще и платят за это. Думаешь, мне легко было растить тебя? На каждом шагу раскошеливайся.
— Так что ж ты мне об этом не сказала? Я бы пошла работать, нашла бы себе, где жить.
Гейл презрительно сощурилась.
— Не понимаешь, дура? Какая разница, где ты живешь? Пока ты остаешься в городе, нам никто не позволит заводить детей. Теперь доперла? А если тебя нет, мы перемещаемся в самое начало очереди. Пол хочет своего ребенка, а мне и так почти сорок.
Дайша не верила своим ушам. Эта женщина когда-то дала ей жизнь. Но сейчас в глазах Гейл не было ничего, кроме раздражения. Досады на дочь, которая по всем их с Полом расчетам должна была бесследно сгинуть, но почему-то вернулась.
— А ты знаешь, что он со мной сделал? Он издевался надо мной, как мог, а потом бросил в лесу, как мешок с мусором… Я истекала кровью, но была еще жива… Когда я очнулась, я увидела людей… здешних. Я думала, мне помогут, но они меня убили. И все потому, что тебе понадобилось от меня избавиться. Как же, Полу нужен его ребенок!
— Ты не понимаешь…
— Не понимала, — прошептала Дайша. — Но чем дольше я тут хожу, тем больше понимаю. Когда пришла сюда и увидела тебя — многое поняла. Спасибо, Гейл, что ты помогла мне все понять. Но мне этого мало.
— Я не могу оставить тебя здесь, но я могу… не рассказывать Полу, что ты вернулась. Дам тебе немного денег.
— Нет, — возразила Дайша, упираясь лбом в лоб Гейл. — Мне мало этого.
— Больше мне нечего тебе дать, — поморщилась Гейл. — Еще не хватало, чтобы Пол узнал о твоем возвращении.
Наверное, Гейл хотела ущипнуть дочь за щеку или что-то в этом роде, но Дайша перехватила обе ее руки и сжала их своей. Коленом она еще сильнее надавила на ногу матери.
— Пол обязательно узнает, — пообещала она.
Другой рукой Дайша прикрыла матери рот. Теперь Гейл могла лишь мычать. Тогда Дайша наклонилась и прокусила матери горло. Рана получилась слишком широкой, и кровь полилась быстрее, чем Дайша ожидала. К тому времени, когда она вдоволь напилась, футболка Гейл стала мокрой от крови.
Мысли Дайши прояснились. Теперь, когда она утолила первый голод, ее настроение заметно улучшилось. Чем больше она пила и ела, тем лучше работал ее разум. Голод путал ей мысли. Он был сродни страху.
«Здесь я в безопасности», — думала Дайша.
Еда ей помогла, питье и слова — тоже. Гейл дала ей и то, и другое, и третье.
Когда они возвращались к туннелю, Байрон старался подмечать все особенности этого странного города мертвых. Город успел измениться, и теперь улицы, по которым они шли, выглядели совсем не так. Старинные кварталы куда-то исчезли, сменившись другими, напоминавшими пригороды пятидесятилетней давности. Отдельные здания принадлежали разным эпохам. Каким именно — Байрон не знал, поскольку не был силен в истории и архитектуре. Но толпа на улицах по-прежнему оставалась пестрой: женщины в пышных платьях соседствовали с шахтерами явно из другого времени и со вполне современными бизнесменами.
— У них тут есть что-нибудь вроде плана города или путеводителя? — спросил Байрон. — Я же заблудиться могу, если пойду один.
— Ты быстро привыкнешь, — заверил сына Уильям.
— Как быстро? Ты сам сколько сюда ходишь? И как часто?
Они остановились на перекрестке, пропуская двух женщин. Те катили на велосипедах с высокими колесами. Такие велосипеды делали в конце девятнадцатого века. Первая женщина улыбнулась отцу и сыну Монтгомери, а вторая их даже не заметила.
— Я хожу сюда почти всю свою сознательную жизнь, — сказал Уильям, почесывая щеку. — Я стал Гробовщиком в восемнадцать. Сменил своего деда.
— А почему не отца?
— Не знаю. Возможно, отец считался уже достаточно старым для этой миссии. Или я успел подрасти к тому времени. Трудно сказать.
Впереди показался вход в туннель. Красные и голубые вспышки, мелькавшие в сумраке, напоминали глаза огромного зверя. После мира серых тонов Байрон даже им обрадовался.
— Мы с твоей матерью серьезно думали, стоит ли нам жениться и заводить детей, чтобы миссия Гробовщика перешла к нашему потомству. Женись я пораньше, возможно, мой сын оказался бы свободен от миссии, но тогда она досталась бы моему внуку. А мне было страшно даже подумать том, что неопытный мальчишка полезет во все это… И потом, мы с мамой хотели ребенка, хотели тебя.
Уильям покачал головой. От его непреклонности не осталось и следа. Сейчас перед Байроном стоял старый и очень усталый человек.
Не зная, о чем говорить, Байрон молча вошел в туннель. Уильям двигался сзади. Казалось, за время их отсутствия туннель стал длиннее.
— Бери факел, — велел сыну Уильям. — Пойдешь впереди.
Байрон послушно взял из скобы факел, и тот сразу же вспыхнул.
— Учти: факел будет загораться только в твоей руке. У нее этого не получится. Ты освещаешь путь и открываешь ворота. Без тебя она не сможет попасть в мир мертвых.
— Почему?
— Ради ее безопасности. Ее влечет к мертвым, — печально улыбнулся Уильям. — А тебя влечет к ней. Ты готов отдать жизнь за свою Хранительницу, только бы держать ее подальше от смерти. Однако некая часть ее всегда будет стремиться в тот мир. Возможно, она выберет в спутники жизни не тебя, но только ты будешь ее искушением наравне с миром смерти.
Уильям вздохнул.
— Элла почувствовала призыв мертвых гораздо раньше, чем мы могли ожидать. Мэйлин привела ее туда. Чарли согласился. Этот старый мерзавец не решался говорить «нет» на просьбу Мэй. Она собиралась привести туда обеих девчонок и дать им несколько лет, чтобы они все обдумали, обсудили и сделали выбор. Но Элле слишком там понравилось… Мы никак не ожидали, что она это сделает, но, когда такое случилось, мы решили: до определенного момента ничего не рассказывать ни Ребекке, ни тебе. Не знаю, правильно ли мы поступили. Но зато я точно знаю: Хранительниц, как магнитом, тянет в мир мертвых. Нам этого не понять. В одном мы с Чарли схожи: я тоже никогда не мог отказать Мэйлин.
Уильям вопросительно посмотрел на сына. Чего он ждал? Новых вопросов? Слов прощения? Что еще, о чем тот и не догадывался? Байрон решил, что выводы будет делать потом. Пока он даже не знал, все ли понял из отцовских объяснений и продолжает ли еще сердиться на него за то, что он столько лет скрывал от него все это. Позже они поговорят, неторопливо и обстоятельно. А сейчас Байрон лишь удивлялся, сколько всего его родители, Мэйлин и даже Элла держали от него втайне. И от Бекс.
Минут десять они шли молча. Байрон вспомнил отцовское замечание насчет разной протяженности туннеля. Обратный путь был явно длиннее. И еще Байрон заметил, что отец больше уже не прижимает к груди раненую руку.
— Как твоя рука? — спросил он отца. — Еще кровоточит?
— Нет. И боль прошла.
— Но рукав пиджака ты здорово запачкал. Даже не знаю, есть ли смысл отдавать его в чистку, — Байрон наморщил лоб. — Пап, все-таки надо показать рану врачу. Наверное, стоит наложить швы.
— Какие швы? Зачем?
— И обеззараживающие уколы не помешают, — тоном заботливой мамаши продолжал Байрон. — Я ведь даже не спросил: ты рану промывал? Или наспех замотал бинтом? Ты вообще обо что порезался? О стекло? Или металл? Ржавчина на нем была?
— Байрон, прекрати кудахтать! — не выдержал Монтгомери-старший.
Он сорвал с руки повязку и швырнул на пол. Повязка тут же превратилась в пыль и уплыла струйкой дыма.