— Береги платье, дорогая. Кровь с него не отстирывается даже вашими чудо-средствами, — сказал он ей.
Байрон обнял ее за талию.
— Идем, Бекс.
Она смотрела на Байрона и не узнавала его. Прежний Байрон даже подростком не торопился пускать в ход кулаки. А этот… застрелил двоих. Пусть мертвых, но все равно людей. Она вспомнила, как привычно и равнодушно он заменил пустые гильзы на пули в барабане револьвера. «Интересно, а что происходит с мертвыми, если в них стреляют? Можно ли оборвать их посмертное существование? Если да, в какой мир они попадают после… второй смерти?»
Бросив мимолетный взгляд на Чарльза, Ребекка стала спускаться по мраморным ступеням. Она не хотела оставаться в этом роскошном доме, не хотела слушать рассказы его хозяина. Она вообще не хотела оставаться в мире, где по ней стреляли. Тротуар возле мраморных ступеней был усеян большими и маленькими гильзами, а на белом мраморе краснели пятна крови. «Чья это кровь? Моя или его? Но помнится, у него не вытекло ни капли крови. И почему пули застревали в нем, а не вылетали насквозь и не попадали в меня?»
Ребекка остановилась и задрала голову, глядя наверх. Чарльз все так же стоял, небрежно прислонившись к массивному косяку, и смотрел на них.
— У меня еще остались вопросы! — крикнула ему Ребекка.
— Так и должно быть, — очаровательно улыбнувшись, ответил Чарльз.
— Но…
— Ты придешь еще раз, чтобы узнать ответы.
Чарльз стал неспешно спускаться вниз. Каждый его шаг вызывал у Ребекки желание бежать от него со всех ног.
— Дорогая, ты еще придешь ко мне с головой, полной вопросов и собственных рассуждений. И я, — он мельком взглянул на Байрона, — расскажу тебе все, что тебе необходимо знать.
— Когда те люди стреляли в нас, почему вы не упали от их пуль? — спросила Ребекка. — Ваши слуги — они же лежат, как… мертвые.
— Этот вопрос ты лучше задай своему Гробовщику. — В тоне Чарльза ощущалось непонятное ей подозрение. — У твоего сопровождающего тоже есть секреты. Правда, Байрон?
Байрон ограничился легким кивком. Он внимательно следил за улицей.
— У всех нас они есть, — добавил он.
Чарльз остановился на предпоследней ступеньке, но на тротуар спускаться не стал.
— Ты прав, Байрон.
— А если бы он выстрелил в вас, вам было бы больно? — не отставала Ребекка.
— Больно, дорогая Ребекка, бывает от всех пуль, — ответил Чарльз, выдерживая ее взгляд. — Если они не убивают меня, это не значит, что я ничего не чувствую, когда они впиваются в мое тело.
Ребекка замерла. Она вспомнила шестерых бандитов, непрерывно стрелявших по ней и Чарльзу.
— Так, значит… — Она кивком указала на россыпь пустых гильз и следы крови.
Чарльз неохотно кивнул.
— А почему они вообще стреляли? — вдруг спросил Байрон.
— Этот мир, Гробовщик, весьма опасен. Уверен, ты уже смог убедиться в правоте моих слов. — Он вновь повернулся к Ребекке. — А сейчас, дорогая, тебе лучше всего вернуться в свой мир, если только… — Чарльз умолк и печально улыбнулся, — ты не захочешь погостить у меня.
— Нет! — резко ответил за Ребекку Байрон.
— Быть может, в другой раз, — почти шепотом произнес Чарльз.
— Нет, — повторил Байрон. — Ни сейчас, ни когда-либо в будущем.
С лица Чарльза исчезла улыбка. Глаза его смотрели жестко, в них не было ни капли дружелюбия.
— Это не тебе решать, Гробовщик. Ты открываешь ворота. Ты проводишь ее по туннелю и возвращаешь обратно. Но это не значит, что ты принимаешь за нее решения… и я тоже.
— Хватит! — сказала им Ребекка. От усталости у нее подгибались ноги. — Можно обойтись без ссор? Я устала, замерзла, и у меня до сих пор болит бок. Спорить будем потом, а сейчас мне нужно поскорее разыскать Дайшу и привести ее сюда. Она и так уже наделала бед в Клейсвилле.
— Слышал, Байрон? — спросил Чарльз. — Ребекка рассуждает, как настоящая Хранительница. Побывав здесь, она вошла в полную силу. Ее внимание сосредоточено на миссии. В общем-то все Хранительницы постепенно входят во вкус своей миссии. Просто у одних, — здесь голос Чарльза потеплел, — это проявляется почти с самого начала. Ты права, Ребекка. Возвращайся в мир живых и найди Дайшу. Нельзя позволять «голодным мертвецам» разгуливать по вашему миру и умножать беды. Приведи ее сюда.
Чарльз заботился обо всех своих Хранительницах, волею судеб оказавшихся между двумя мирами. Такова была природа их миссии. Хранительницы были его подопечными, его воинством, но он почти ничего не мог сделать для их защиты. Своим вмешательством в естественный ход событий он приоткрыл этим женщинам мир смерти, и они чувствовали ее прикосновение. Но он был не в состоянии уберечь их от всего.
— Ты говорил: если мне понадобится помощь…
— Говорил. И готов сделать все, что в моих силах, — ответил Чарльз, обнимая свою новую Хранительницу. — А вот то, о чем ты просишь, я сделать никак не могу.
— Мой сын мертв. Ну, что тебе стоит…
— Я не могу оживлять мертвецов и возвращать их в мир живых. Это запрещено.
Он провел рукой по мокрой от слез щеке Хранительницы. Все женщины, исполнявшие эту миссию, были сильными и на редкость храбрыми. Однако все они, как и любой смертный, были слишком хрупкими под натиском обуревавших их чувств.
— Чарльз, я прошу тебя по-хорошему. Я готова встать перед тобой на колени. Но если ты не поможешь мне вернуть сына, я… верну его сама, и он станет «голодным мертвецом».
— Алисия!
— Хватит с меня! Я и так делаю все, что от меня требуется… Я приняла все это… — Она обвела рукой улицу города мертвых. — Меня ни о чем не спрашивали. Тетка просто выбрала меня своей преемницей и привела сюда. Я согласилась. Но я всегда мечтала о семье, о детях… — Слезы вновь потекли по ее щекам. — Он… мой сын.
— Прости, Алисия. Я не виновен в его смерти.
— А как же твои хваленые правила? Ты говорил: и мне, и моей семье — полная защита от всех болезней до восьмидесяти лет. А Брендан — ребенок. Ему еще жить и жить.
— Защита от болезней — да. Но он умер не от болезни. Я не могу предотвратить несчастные случаи. Бедность, убийства, пожары — тоже мне неподвластны.
Чарльз привык к тому, что Хранительницы не помнили всех условий договора. Этот договор с жителями Клейсвилла не был записан ни на бумаге, ни на пергаменте. Основатели города опасались, как бы о договоре не узнали посторонние и не навлекли на город охотников за ведьмами.
— Я скорблю о твоей потере.
Чарльз потянулся к ней, но Алисия отстранилась. Она была замечательной Хранительницей, как и все ее предшественницы, начиная с Абигайль. Сильные, смелые, не боящиеся нарушать правила, вызывавшие у них сомнения. Жизнь и Смерть — все было в руках этих женщин. Но он был лишь Смертью. Однажды он попытался вернуть жизнь. Он сделал это для Абигайль… И последствия были катастрофическими.
— Но можно же что-то сделать… Прошу тебя, — тихо сказала она.
— Повторяю: я не могу вернуть ему жизнь. А если ты попытаешься сделать то, что задумала, то сама станешь покойницей на следующий же день. Это я тебе обещаю. Твоя миссия — не давать мертвецам, пробуждаться. Ты не вправе звать их в мир живых.
— Я тебя ненавижу!
— Понимаю, — кивнул он. — Можешь хоть целую вечность обзывать меня последними словами, если тебе так хочется. Но если ты сделаешь то, что задумала, то погубишь и себя, и своего Гробовщика.
С точки зрения здравого смысла, Чарльз был абсолютно прав. Но он до сих пор сожалел о своем выборе. Он не хотел причинять страдания ни Алисии, ни кому-либо из своих Хранительниц, и когда такое случалось, ему всегда было тяжело. Если бы он мог безнаказанно вернуть Алисии ее сына, он давно бы это сделал. Но его связывали правила. Однажды он уже нарушил их ради Абигайль — смертной женщины, открывшей ворота в мир мертвых.
«И что с нами после этого стало?» — не раз мысленно спрашивал себя Чарльз.