Гегемон поскребся в дверь.
— Нельзя, Володенька. Уезжаю, родной. Аиньки.
— А это к вам, господин литератор, гости.
И в комнату вошел, скромно и уверенно, не вовремя и не к месту, Семен Семенович Щапов.
— Ты иллюзия, Щапов. Нет тебя. Сгинь и исчезни.
— В путь собрались, товарищ Ханов? Отдыхать и праздновать?
— Я работать еду.
— Правильно. Труд, вернее работа, делает свободным.
— Ну вот я и пошел. Автобус уходит. А следующий утром.
— Придется остаться.
— Какого хрена? Я пошел.
— Придется остаться.
— Помещение покиньте…
— Ну зачем так официально? Я ведь помочь пришел. Чего тебе не хватает, Ханов? Говори смело.
— Ты дурак или, родной мой, ордер имеешь?
— Какой, к черту, ордер? Ты что-то спутал, дружок. Останься. Не пожалеешь.
— Я участкового позову.
Щапов погрустнел, потом церемонно уселся в единственное в комнате кресло и подпер свою наглую физиономию ладонями. Задумался.
— Всё. Я пошел звонить участковому.
— Не надо, Хан. Я тебе лимон принес.
— Я не наемник, гражданин начальник.
— Ты подожди. И роман свой дурацкий вынь из сумки. Пиво можешь достать. Только «Жигули». «Мартовское» тяжеловато для такой погоды.
Теперь запечалился хозяин. Сел на пол. Так они и сидели, пока Щапов не показал видимые признаки беспокойства.
— Я в туалет, дружок. Не уходи покудова. Щапов ходил в туалет долго.
— Вы воду всю из ведра вылили?
— Всю, естественно.
— Так вот вам разводной ключ и ведро. Через дорогу. Дом сразу за баней, первая арка налево. Излишества вредны. Слили бы чуть-чуть, а так через дорогу.
— Негостеприимный ты, дружок.
— Я вам не дружок.
— Я медленно хожу. Неторопко. Ты вот прочти пока. Рукопись.
— Мне на автобус.
— Я тебе за рецензирование заплачу. Сразу по прочтении.
— Я дорогой рецензент.
— Не дороже денег. Что на пороге перемен деньги?
— Вы шли бы за водой.
— А ты пока четвертинку раскупори. Да скумбрии бы неплохо.
— Я в жару не пью. Я по ночам.
— Ну тогда пивка. А остальное в холодильник.
— В холодильник нельзя.
— А нет гегемона. Я его интернировал.
— То есть как?
— Да не дергайся. Денег ему дал. Просил не возвращаться.
— Да ты что всем деньги свои тычешь?
— А деньги сейчас ничто. И скоро не будет денег. Некоторое время не будет. До установления законности.
— Давай свои вирши. Идеолог.
«Иван» — так было написано на титульном листе. Рукопись короткая, восемь страничек. Ханов стал читать.
Иван
Все самые блистательные операции, все планы, просчитанные на лукавых и податливых компьютерах, рушатся обыкновенно из-за какой-нибудь чепухи — пылинка не на месте, полет шмеля, ограбление инкассатора на соседней улице, шаровая молния на шоссе.
— Плохо наше дело, Ваня. Самолет-то того…
— Отменили, что ли?
— Хуже. Улетел.
— Раньше срока?
— Я узнавал, Ваня. Очень богатый человек время перенес. Спешил очень.
— Я, когда вернусь, буду жаловаться в управление гражданской авиации.
— Шутишь, товарищ…
Мы стояли возле нашего таксомотора, а Домодедово выпускало и принимало, дождь начинался, время перетекало в обратную колбу.
— А если через другие города? На перекладных?
— Какие другие, Ваня? Там везде война. Если только явиться к командиру вертолетного полка. Но где мандат, Ваня? Мы же договорились, что у тебя нет мандата. Ты коммерсант. Ты по делам летишь в Айгюль. Фирма «Сам-сунг». Нечто восхитительное из Сеула.
— А если я опоздаю?
— А ты не можешь опоздать. Мы же все обговорили… Чего ты несешь всякую чушь? Вот сейчас Клочков нам расскажет, что делать дальше. — Длинный и некоординированный, Клочков быстро бежит к нам, но не из аэровокзальной стекляшки, а со стороны менее многолюдной. Два пальца показывает.