Я положил дневник на стол. Стоило обдумать, все, что я прочитал, а думать было над чем. Так что же, удалось Аархину телепортироваться в этот Греми... Глире... Грелимарай! Или он все-таки отправился туда на корабле к детям, которых собирался научить магии. В любом случае хозяин пещеры сейчас находился далеко. Где же искать помощи? Шевели мозгами, Ладыженский, напряги серые клеточки. Ты же всегда находишь, что сказать должнику, когда он выдает очередную отмазку, лишь бы не возвращать деньги. Почему же сейчас будто тормозной жидкости выпил? Здесь рядом есть город, как его, Шантайз. Там живет Крамди Палстарник, знакомый Аархина. Возможно, он знает, как попасть домой, или как найти местных магов не из числа н'шастов. Из записей Маггорайхена понятно, что они есть. Я еще не знал, способны ли эти люди на такую магию, но терять надежду не собирался. К тому же есть вероятность, что Крамди каким-то образом поддерживает связь с Аархином. Чем быстрее отсюда выберусь, тем лучше. Оставаться в мире, который находится на пороховой бочке? Только без меня. У нас-то на Земле, положим, тоже не спокойно сейчас, санкции, террористы, эмигранты. Но там свой, знакомый Хаос, к которому люди давно привыкли, да и Порядок на нашей голубой планете не в таком плачевном состоянии как на Энхоре.
Я поднял руки к лицу, чтобы протереть глаза, и заметил что-то у себя на ладонях. Две черных восьмиконечных звезды красовались там, где их отродясь не было, что за дела! Я послюнявил большой палец правой руки и попробовал стереть им звезду с левой ладони. Тер сильно, тщательно, аж горячо стало, но рисунок даже не потускнел. Что же это такое. Татуировки? Или клейма? Е-мое, а сами кисти, с ними тоже произошла какая-то метаморфоза, ведь Марина всегда смеялась надо мной, утверждала, что меньше моих рук могут быть только детские. А тут я гляжу прямо на большие кисти с толстыми пальцами, куда делись мои тонкие, которыми я струны на гитаре перебирал?! Мурашки муравьями набежали на меня в тот же момент, рот непроизвольно открылся, когда до меня дошло, что случилось на самом деле. Я рванул сам не свой в проход в следующую комнату. Теперь мне было все равно, ждут ли меня в полумраке монстры. Мысль, которая посетила голову при виде чужих рук, шокировала сильнее. В следующей комнате я не стал осматриваться, потому что сразу обнаружил то, что хотел увидеть сейчас больше всего на свете - большое зеркало в кованой металлической раме золотого цвета. Но вот отразился в нем не двадцатипятилетний блондин Дмитрий Ладыженский. Из зеркала на меня взирал мужчина лет под сорок с темными волосами, по краям отливающими сединой. Ну, здравствуй, Аархин Маггорайхен.
Пантак
Ночь спустилась на город Тримашлонап быстро, словно кто-то гигантской рукой сорвал с небес солнце. Звезды высыпали на черную скатерть белыми каплями, воздух стал прохладным, а вистлы, дождавшись любимой поры, завели свои песни. Пантак тоже ждал этого времени. Вот уже несколько дней он был сам готов подпевать маленьким мохнатым существам, когда день сменяла его извечная подруга. Пант, как называли его друзья, закончил приготовления и внимательно осмотрел себя в зеркале. Украденных денег хватило, чтобы купить прекрасную атласную рубаху фиолетового цвета, бархатный черный жилет, мазь, которая скрывала прыщи, и букет цветов, таких прекрасных и душистых, что Пантак забыл выяснить у уличной торговки, как они называются. Штаны ему одолжил напарник Ваншкиг, или для своих товарищей-воров Ванш, когда узнал, что Панту они просто жизненно необходимы для свидания с некой благородной дамой. Легкие полусапожки Пантак стянул прямо из лавки обувщика, пока тот собирался закрываться на ночь. Пояс с ножнами из кожи капита и кинжал из когтя беурга Панту пожаловал сам мастер-вор Лигрил, когда мальчику исполнилось шестнадцать, поистине дорогой и великолепный подарок. Вооруженный этой красотой, в новой чистой одежде Пантак походил на молодого дворянина. Это определенно радовало влюбленного юношу.
Белая пирамида возвышалась над лесом всего в часе пешего пути от Тримашлонапа. Пугающая громада стояла там уже сто шесть лет, служа напоминанием о давних событиях. Когда-то подступы к ней охраняли солдаты короля, но вот уже год, как министры убедили нынешнего правителя сократить расходы на этот пережиток прошлого. Все равно каждый от мала до велика знал, кто захоронен в гигантской каменной гробнице, и только глупец отважился бы проникнуть в нее. До того момента, пока кто-то не пустил слух, что в пирамиде есть сокровища. Весь воровской мир Тримашлонапа забурлил кипящим котлом. Главари шаек спорил с пеной у рта, кому принадлежит право первыми наведаться туда, где вместе с поверженной н'уданом Хашайей погребли несметное количество самоцветов. Правда, некоторые из опытных воров напомнили, что опасно тревожить останки слуги Хаоса. А кроме того, доказательств, что сокровища действительно лежат в пирамиде, никто не видел. Не было карт с планом гробницы, ни в одной из книг того времени не упоминалось, что драгоценные камни заносились внутрь. Поэтому всеобщее волнение немного утихло.
Однажды пробудившись после продолжительного сна, Пантак понял, что станет тем самым вором, чье имя войдет в легенды! Нельзя было сказать, что юноша не довольствовался нынешней жизнью. Панта уважали за его способности как ровесники, так и мастера. Но ограничиваться статусом умелого вора, Пантак не собирался. Его учитель и покровитель Лигрил давно стал известен в нескольких других городах помимо Тримашлонапа за свои дерзкие преступления. Почему бы не достичь большего, например, прославиться на весь Энхор. А как это сделать? Совершить что-то такое, о чем станут говорить в каждом, даже самом дальнем уголке мира - ограбить одну из четырех Белых пирамид. Пант, конечно, боялся Хаоса, истории о том, что творили н'уданы были знакомы всем. Современные последователи черных колдунов тоже не раз наводили шороху в соседних городах. Но, в конце концов, сама Хашайя давно мертва, тело ее обратилось в пыль, а душа выброшена в первозданный Хаос. Так говорили в храмах.
В третий день месяца дубов Пантак приступил к осуществлению своей задумки. Он предупредил Ваншкига, что собрался покутить в одном из кабаков, а сам через тайный лаз в городской стене покинул Тримашлонап. Конечно, друга можно было посвятить в план, но Ванш бы скорее всего рассказал об этом Лигрилу, чтобы тот образумил Панта. Поэтому юноша решил оставить друга в неведении. Зато как потом будет приятно увидеть изумленное лицо Ванша, когда я вернусь с самоцветами, подумал тогда Пантак.
Ночь за городом пахла травами. Пант шагал неторопливо, наслаждаясь путешествием. Сподручнее было бы взять капита, но в лаз животное не пролезало, а у стражника врат непременно бы возникли вопросы, куда этот на ночь глядя собрался одинокий мальчишка. К лесу дорога не вела, поэтому Пантак свернул с нее. Тримашлонап медленно удалялся, под ногами была сырая после мелкого дождя земля, иногда сменяющаяся островками стекла. Следы магических ударов сохранились до сих пор там, где в землю били огонь и молнии, когда н'шасты и н'уданы сражались не на жизнь, а на смерть. Эти стеклянные пятна окружали город со всех сторон.
Впереди неспешно вырастал лес, над которым верхняя часть пирамиды в этот час казалась не белой, а черной. Пантак помнил из историй, что раньше вместо бора тут располагался луг, но после постройки гробницы здесь высадили деревья, чтобы затруднить путь к останкам Хашайи. Подлеска не было, хвойные высокие стволы поднимались тут словно частокол, оберегающий какую-нибудь деревню от налета. Пант вошел под сень деревьев, сразу же стало тише, запах трав сменился нежным ароматом хвои, а песни вистлов остались позади. Юноша вытащил из ножен кинжал. Не то чтобы Пантак страшился зверей, в этом лесу даже мадиусов не водилось, но с оружием в руке мальчик чувствовал себя гораздо спокойнее. Тропы ведущей к пирамиде никогда не было, даже солдаты, раньше стерегущие гробницу, вынужденно добирались до нее напролом.