– Я не могу…., – поежилась она, – Боже, как мне неудобно… Я сейчас не могу, Жильбер, поверь…
– Понимаю. Поэтому могу позвонить Марьян. Она еще не знает…
– Что? – встрепенулась она. Ход был удачным и неожиданным. Софи терпеть не могла свою старшую сестру, которая каким-то непостижимым образом всегда была в курсе всего происходящего. Она просто не рискнула бы частью наследства, которое уже почти ей принадлежит.
– А Роланд? – подумав, спросила она.
– Он все время в разъездах. Габриэла обещала, что сама ему скажет. Мне не хотелось этого делать.
Она понимающе кивнула и, откинувшись на спинку стула, картинно взъерошила свои прямые каштановые волосы. Всем было известно, как её мать и её второй муж любили друг друга. Только нежелание Роланда заниматься Амстердамским отелем своего отца помешало им открыть новый мини-отель в Харлеме. И именно смерть Готфрида повлияла на решение Габриэлы изменить свое завещание. Софи, разумеется, пока не знала об этом.
– Как он умер? – неожиданно и резко прозвучал ее вопрос, и он с удивлением услышал в её голосе печаль.
– В больнице. Тихо. Во сне. Ты знаешь, что твоя мать тоже плоха?
– Нет, – последовал резкий ответ, – я очень давно ее не видела.
– Если не ошибаюсь, восемнадцатого ей исполнится восемьдесят шесть?
Она даже не повернула головы, упрямо глядя в стеклянную стену. Гилберт знал, что его бывшая жена не общалась с матерью по причине давней ссоры. Его всегда удивляли их отношения, вернее, отсутствие отношений между ними. Мать Софи была волевой властной женщиной, ее стремление контролировать все и вся с детства претили дочери, которая сама была независимой и сильной от природы. Ему Софи порой казалась даже безжалостной, но он слишком сильно любил ее тогда.
– Постараюсь найти время, но не уверена, что смогу присутствовать, – услышал он глухой голос Софи.
– Ты уверена? Думаю, Марьян бы с удовольствием тебя заменила, если хочешь избежать и этой встречи. – Он едва не проговорился о том, что Габриэла просила, чтобы именно Софи, а не её сестра, присутствовала на похоронах отчима. Не стоит тешить её самолюбие.
От него не укрылся гневный блеск ее глаз.
– Я же сказала, что постараюсь, – донесся до него стальной голос, – хотя у меня совершенно нет на это времени. Мне нужно готовиться к отъезду.
– К отъезду? – прищурился он. По спине пробежал холодок неожиданной догадки. Неужели…
– Ах, ты же не знаешь, – Софи снова надела на лицо равнодушную маску, – я переезжаю из Парижа. Совсем.
Он нахмурился. Похоже это будет сюрпризом для всех. Если бы Габриэла знала, не преминула бы ему сообщить. Да откуда бы ей знать, если она сама получала новости о Софи только от него. До определенного времени разумеется.
– Куда же ты переезжаешь? – быстро спросил он, стараясь не выдавать волнение в голосе.
Но, увидев выражение её лица, он пожалел, что спросил об этом.
– В Конфедерацию, куда же еще? – пожала она плечами, – ты знаешь, я всегда мечтала об этом.
– А… как же твой отель? – опешил он, даже не заметив в её тоне намёк на то, что он не смог реализовать эту её мечту, пока они были вместе.
Она снова неопределённо дернула плечом и нахмурилась. Её раздражали его вопросы и похоже было, что она не собиралась посвящать его в свои планы. Не получив ответа на свой вопрос, Гилберт сам догадался:
– Ты собираешься его продать…, – протянул он, поражённый этой мыслью, наблюдая за ее сведёнными на переносице тонкими бровями, и продолжил свои догадки, – но ты знаешь, что Габриэла будет против, поэтому и не хочешь ехать на похороны Готфрида.
Теперь её брови полу-удивлённо, полу-возмущенно поползли вверх. Она посмотрела на него.
– С чего ты взял, что я собираюсь его продавать сейчас? – видно было, что это вырвалось против её воли, просто из стервозного желания опровергнуть его правдивое предположение.
Теперь уже Гилберт в изумлении уставился на неё.
– Как это?
Софи молчала. Её пальцы нервно рвали и крошили круассан.
– Почему ты так уверена, что Габриэла отдаст Женевский отель тебе?
– Перестань! – вырвалось у Софи, – ни в чем я не уверена! Просто мы так решили с Полем.
– С Полем?
– Да! – с вызовом сказала она, – Мы решили пожениться в июне уже в Женеве. И вообще, мне не нужно её одобрение на то, чтобы продать «Ле Велюр».
Гилберт негодовал. Софи оказалась не только неверной женой, но еще и предательницей собственной матери. Собираясь продать непонятно кому обожаемый отель Габриэлы, в который вложено столько сил и средств, её вероломная дочь даже не планировала с той посоветоваться. Решение принималось с каким-то посторонним человеком, судя по всему, очередным её любовником. Хуже того, Софи с хладнокровной терпеливостью дожидалась смерти своей матери, чтобы реализовать свои планы. Это было так дико и одновременно так похоже на Софи, которая в отношении к Габриэле почему-то всегда была сплошным детским протестом. Однако, судя по всему, отель в Женеве был по-прежнему ей нужен. Особенно сейчас.