Он то принимался нетерпеливой походкой мерить пол камеры, оттаптывая руки и ноги заключенным, то кидался к окну, пытаясь допрыгнуть до решетки и увидеть, что творится во дворе, а то с яростью берсеркера руками и ногами колотил в дверь, требуя попеременно охранника, правителя, палача и адвоката.
Одним словом, Эйсай был взбешен, и больше всего его бесило собственное бессилие.
Не в силах ничего сделать, он метался по камере, старательно наступая на товарищей по несчастью. Их возмущенные вопли поначалу немного успокаивали, потом и это перестало помогать. К тому же проклятые арестанты, расползлись по углам, откуда было достать их труднее.
«Трусы!» - презрительно скривился нихонец.
Даже бывший пахан Мясник, опасаясь очередной взбучки, перестал стонать.
«Если только что-нибудь… - Эйсай с удовлетворением пнул очередную ногу. Услышав ответный возмущенный всхлип, он быстро обернулся, однако пострадавший благоразумно заткнулся. Разочарованный Эйсай продолжил свой моцион. – Если хоть волос с его головы… клянусь, во что бы то ни стало, выберусь отсюда и прилечу с двумя, нет, с десятью крейсерами и всю эту планетку вместе с ее баронами и графьями… к чертовой бабушке… а барона Куллрасса лично… и еще толстяка палача…»
Размышления прервал шум на лестнице. С традиционным скрипом дверь открылась, и на пороге возник… Винклер. Поджимающий ногу и опирающийся на здорового бородача, но живой. Издав крик радости, Эйсай побежал к другу.
Рип замер на пороге. Из отобранных для игр восьми заключенных в камеру возвращалось пятеро, считая самого Винклера и полуживого Филиппа Бальмона.
Первое, что он увидел, была довольная физиономия Эйсая, летевшая навстречу.
Когда обычные приветствия и похлопывания кончились, Рип с удивлением огляделся по сторонам.
Камера изменилась до неузнаваемости. Если раньше, пол помещения представлял собой сплошной ковер из человеческих тел, то сейчас эти самые тела, вжимаясь и наслаиваясь друг на друга, ютились возле стен. Он и представить не мог, что в камере столько места.
- Что случилось?
Эйсай удивленно огляделся по сторонам.
- Где?
- Да здесь же, почему люди сидят по периметру, да еще поджимают ноги?
- Ах это… - Эйсай сделал невинные глаза, - Рип, честное благородное, сам не пойму. – Он окинул суровым взглядом сидящих, отчего они еще больше вжались в стену. – Чего расселись! По местам, живо!
С завидной поспешностью люди кинулись занимать вольное пространство.
Эйсай удовлетворенно повернулся к другу.
- Видишь, все в порядке.
- Ну, ну.
Подошли к концу второй день и вторая ночь пребывания путешественников на планете Мера.
С ногой Рипа все оказалось в порядке. Как напоминание, остался темно-бардовый синяк, да легкая хромота, которая должна была пройти за несколько дней. Оставалось надеяться, что эти дни они проведут дома.
Новое утро встретило пленников, как всегда солнечным светом, скрипом двери и полупьяными голосами стражников.
На этот раз служители порядка ввалились в камеру немалой толпой и, нисколько не заботясь, принялись направо и налево пинать сонных заключенных, приправляя все это потоками нецензурной брани.
- А ну, свиное дерьмо, поднимай свою вшивую задницу и марш к дверям.
- Ты, кабаньи потроха, я к тебе обращаюсь. Просыпайся и на выход.
- Хвост ти-рекса.
- Собачье вымя.
- Игуанодон беременный…
Всех узников, без разбирательств и вопросов выталкивали из камеры и выводили в коридор. Рип видел, и у остальных камер творится то же самое.
Каменными ступенями, узники начали подниматься на свет божий.
Солнце еще только-только начало припекать. Несчастных согнали в кучу и окружили кольцом охраны. Рип и не подозревал, что в подземелье содержится такое количество народу.
Так они и стояли, перешептываясь и переругиваясь. Никто не знал, зачем их вывели, но людям свойственно надеяться на лучшее:
- Топить.
- Рубить.
- Травить.
- Пороть.
- Вешать.
- Колесовать.
- Кастрировать.
- Насиловать.
В приятных разговорах прошло около часа. Постепенно народная фантазия начала давать сбои. Наконец, на парадное крыльцо, в сиянии неизменных доспехов, вышел сам сэр Артур фон Куллрасс.
Рядом с бароном, перекатываясь с пятки на носок, морщился лысый коротышка в пышных одеждах.
- Вы, свиные отродья! – разнеслось над замком начало пламенной речи. – Канализационные крысы и навозные мухи, - видимо, барон вознамерился переплюнуть в красноречии собственных солдат. – Геморройные задницы, обезьяны и дети ехидны, - последнее было комплиментом, впрочем, от барона вряд ли можно было требовать знания тонкостей и толстостей древнегреческой мифологии. – Вам, куриные мозги, предоставляется право кровью и служением Родине искупить свою вину! – теперь становилось интереснее. – Мы с моим лучшим другом графом Джоном Паверлессом, - скрипнув доспехами, барон указал на коротышку, - решили пойти священной, значит, войной на то отребье, что притаилось в наших лесах, - толпа разродилась жидкими приветственными криками, а Рип с Эйсаем, наконец, получили возможность увидеть своего хозяина, на которого они якобы шпионили. Непонятно почему барон представил его, как лучшего друга. – Они топчут исконно нашу землю! Они дышат нашим воздухом и едят всякую гадость! – все больше и больше распалялся барон. - Лесным уродам не место на нашей планете! Одним видом они оскверняют ее! Либо мы, либо они! Они говорят, это их планета! Ха! - возмущенный шепот среди заключенных был оратору лучшей поддержкой. – Да, уроды жили здесь до людей, но зато эта земля полита кровью и потом первых колонистов! – гул толпы начал усиливаться. – Мы отвоюем ее для детей и внуков! Она будет наша, дети мои! – совсем недавно он называл их детьми ехидны.