- Мы согласны на лазутчиков, но нас должны казнить не раньше, чем через три дня.
- Не знаю, - палач открыл огромный гроссбух, что лежал на столе, провел пальцем по строчкам, словно что-то вычитывал. – Тюрьмы переполнены, да и какая вам разница, день туда, день сюда, излишнее ожидание усугубляет муки. Лучше сразу, сегодня же…
- Нет! – отрезал Рип. – Считайте последней просьбой. В конце концов, что вы теряете, всего каких-нибудь три дня, и два лазутчика полностью в вашем распоряжении.
Палач задумался, отчего по низкому лбу пошли морщины.
- Сердце у меня доброе, вы и пользуетесь, - он с силой захлопнул книгу. - Будь по-вашему, три дня! Но тогда запишу и как насильников, а то план по насильникам тоже…
- Пиши, - милостиво разрешил Рип, - но чтобы три дня, не раньше.
- Заметано, - приложил руку к сердцу палач. – За кого вы меня держите.
За время их отсутствия в камере никаких существенных изменений не произошло.
Запах. Потемки. Все так и осталось на своих местах. В одном конце тихо постанывал низвергнутый Мясник, в другом, ожидая законной расплаты, сверкал перепуганными глазами его ученость Филипп Бальмон.
- Вы живы! – в голосе астронома было столько неподдельной радости, словно он увидел самых близких родственников.
- Живы, - буркнул Рип. – Что нового?
- А что здесь может быть нового? Толстяк Джедд опять приставал к маленькому Сою, у Блейка разболелась нога, а на Ронни напал понос. Мясник очнулся и пообещал, когда окончательно придет в себя, разделается с вами.
Эйсай потер руки.
– Люди уже не раз получали за свою болтливость, а все никак не образумятся. Пойду-ка проведаю больного, - фигура нихонца исчезла в темноте.
Непрекращающиеся стоны Мясника вскоре стихли. А затем сменились криками, которые перешли во всхлипывания. Через секунду вернулся довольный Эйсай.
- Мы обсудили возникшие разногласия, и он полностью стал на мою позицию.
- Чего? – не понял старик.
- Еще пару дней можешь его не бояться.
- А-а-а.
Эйсай повернулся к Винклеру.
- Чем займемся?
- Будем ждать.
- Просто ждать и больше ничего? А ты уверен, что Тай-Суй заберет нас?
- Настолько, насколько можно быть уверенным в машине, сконструированной чуждой нам расой больше миллиона лет назад.
- Тогда давай готовить запасной вариант.
- Я постоянно думаю об этом.
- Чего тут думать, - Эйсай приобнял алхимика. – Филипп, как называется эта планета?
- Что? – задрожал ученый.
- Разве можно так сразу, - упрекнул друга Рип.
- А как можно? Давай, отвечай, какая планета?
- Мера, - выдавил из себя перепуганный лекарь.
Следующий вопрос поверг несчастного ученого в шок.
- А год?
- Что год?
- Год, какой сейчас?
- Пятьсот шестьдесят второй.
- По галактическому, или по-вашему?
- Собственный. С тех пор как в 1460 году наши предки колонизировали Меру, мы не зависим от остальной галактики, - куцая борода гордо вздернулась.
- Но звездолеты-то у вас остались?
- Конечно, вот хотя бы у барона есть парочка. Он иногда улетает. А вам зачем?
Эйсай подмигнул Винклеру.
- Слышишь, звездолеты! Мы могли бы добраться до планеты с Тай-Суем, а там уж…
Не слушая его, Рип что-то подсчитывал в уме.
- Четыреста шестьдесят, плюс… какой, говоришь, сейчас год?
- Пятьсот шестьдесят второй.
- Эйсай, - Рип поднял глаза на друга. – Получается мы в две тысячи двадцать втором по галактическому. Мы в своем времени, Эйсай. Проклятый Тай-Суй, просто перенес нас на другую планету.
- Неужели!! Хотя… так даже лучше, сопрем звездолет и айда прямым ходом в Нихонию.
- Может так и придется сделать, однако странно все это…
Обмозговать задуманное друзьям не дали. Утро встретило заключенных молодцеватыми и хмельными голосами охранников.
- Эй ты, детина, да, да, ты, дуй сюда!
- И вон тот еще ничего, - вторил следующий голос.
- А вы чего разлеглись? – кованый сапог приложился к бокам.
Рип заморгал заспанными глазами. Рядом зевал Эйсай.
- Кажись, этот подходит, - в лицо Винклеру пахнуло вчерашним перегаром.
- Какой из них?
- Да вот этот, здоровый.
- Бери. Сколько всего получается?
- Семеро.
- А нужно?
- Восемь.
- Тогда хватай заморыша рядом и айда отсюда, а то у меня от их вони в голове мутится.
Рип сказал бы, отчего у охранника мутится в голове, но его никто не спрашивал. Юношу рывком подняли на ноги и поволокли в сторону двери.
Снаружи ярко светило утреннее солнышко.
После потемков камеры, дневной свет больно резал глаза. Не давая опомниться, узников пинками заставили двигаться в сторону распахнутых настежь ворот.